Книга С именем ветра - Хельга Петерсон

Прошло два дня, а признаков присутствия взрослого человека в соседнем коттедже не наблюдалось. Шейн иногда выходил на крыльцо с чашкой кофе и сидел в кресле-качалке, посматривая на дом. Он укоротил бороду, оставив только творческую небритость, закинул в стиральную машину вещи, и теперь был готов к встрече с людьми. Но кроме подростка из дома никто не выходил. Сам мальчишка все в той же одежде и шапке часто бывал на пляже. Он или стоял, или сидел прямо на песке, лицо неизменно было обращено к горизонту. Вид этой одинокой фигурки наводил тоску, и в то же время в нем было что-то живописное. Одинокий маленький человек среди практически нетронутой природы Корнуолла. Глядя на него, не создавалось впечатления, что он открыт к общению. Он больше не убегал, если замечал Шейна, но и не подходил. И даже ни разу не махнул рукой в знак приветствия.

Кто мог оставить подростка одного в этой глуши? Хотя наличие машины подразумевало, что парень достиг уже семнадцати лет, однако это не повод пускать его одного в место, где не ловит мобильная связь. Вся ситуация выглядела довольно странно, и Шейн решил, что не хочет в это ввязываться. Он приехал сюда, чтобы написать книгу, вот книгой и надо заниматься. Хватит мнить себя детективом.

Шейн взглянул на экран бесполезного мобильного, и чертыхнулся. Двенадцатое октября, день, когда нужно связаться с издателем и наплести ему с три короба. Работа все так же не идет, но Майклу об этом знать не нужно.

Он надел парку и вышел на улицу. Чтобы позвонить, придется подняться на утес. Вообще-то, можно позвонить и отсюда, тогда связь будет прерываться, в трубке будет стоять шипение, и не придется оправдываться перед Майклом. Но такой разговор у них уже состоялся несколько дней назад, и вряд ли издателя устроит повтор ситуации. Хоть изредка нужно внятно отвечать на звонки.

Чтобы выйти к тропе, ведущей на утес, необходимо пройти мимо соседнего дома. При приближении к нему Эркюль Пуаро (6), которого Шейн попытался в себе задавить, все-таки заставил замедлить шаг и заглянуть во двор. Естественно это ничего не дало. Света не было (еще бы, сейчас же день), на крыльце раскачивалось пустое кресло-качалка. Шейну показалось, что из этого кресла совсем недавно кто-то стремительно выпрыгнул, хотя может это ветер его раскачал. Ситуация все интереснее. Да что же тут происходит вообще?

Так, стоп. Шейн поймал себя на мысли, что ведет себя как его индийская бабуля Дипика. Та очень любит заглядывать во дворы и окна соседей, а потом сплетничать со своими подружками. Это простительно семидесятилетней старухе, но никак не тридцатилетнему мужчине, уважаемому писателю, вхожему в светские круги. Как бы отреагировали его друзья, узнав, чем он тут занимается. «Уехал в Корнуолл, чтобы любоваться на первозданную природу и закончить книгу» звучит прекрасно, а вот «уехал в глушь Корнуолла, чтобы пить в одиночестве и следить за соседом» — это уже деградация.

Шейн за пять минут дошел до вершины утеса и набрал номер. Включилась голосовая почта, и писатель решил, что сегодня его счастливый день. Он быстро наговорил банальностей о том, что работает, не поднимая головы, и стремительно побежал вниз, к пляжу, где сеть работает с перебоями, чтобы Майкл не успел ему перезвонить. Но, оказавшись возле соседского дома, замер.

Подросток в своей уже традиционной черной мешковатой одежде и бесформенной шапке метался по пляжу, пиная песок, подбирая камни и с яростью швыряя их в волны. Ноги его периодически окатывало водой, но его, кажется, это не интересовало. Он как будто кричал, размахивал руками, доказывая что-то океану. Но, возможно из-за ветра и шума воды, голос до Шейна не долетал. В конце концов, подросток устало рухнул на песок, и уткнулся лбом в колени.

Шейн мог быстро пройти у него за спиной и укрыться у себя в коттедже. Этому парню не нужна компания, в этом не было сомнений. Но что-то остановило Шейна. Раньше от подростка веяло просто-таки картинным одиночеством. Сейчас же это была маленькая сломленная, уставшая фигурка на холодном песке. Вода лизала его и без того мокрые кеды, но он не отодвинулся, не поднял голову. Ему было плевать.

Шейн двинулся к нему. Став рядом, и взглянув на парня сверху вниз, он принялся ждать, когда его присутствие обнаружат. Это произошло довольно быстро. Парень пошевелился, поднял голову и молча стал смотреть на воду. Так они и провели вместе несколько минут, между ними установилось какое-то молчаливое понимание.

Боковым зрением Шейн увидел, как парень встал с песка и посмотрел на него, как будто в ожидании чего-то.

— Я всегда считал, что море — лучший слушатель, — сказал Шейн и повернулся к соседу.

На него смотрела пара больших аквамариновых глаз с черными ресницами. Но не успел Шейн как следует рассмотреть мальчишку, как тот молча кивнул, развернулся и побрел к дому. Он не убегал, шел медленно, опустив голову. При желании его можно было быстро нагнать, но Шейн не стал. На сегодня общения достаточно. Наверное, этот обиженный ребенок воспринимает доброту только маленькими порциями.

* * *

То, что случилось, можно было назвать всплеском неконтролируемой ярости. Давненько их не было, но злиться намного приятнее, чем биться в истерике. А началось все с того, что Мира с утра вроде бы почувствовала себя лучше. Нет, голоса все так же не было, но ушла апатия, первый раз за долгое время пришла мысль, что все будет хорошо.

Она снова ходила на пляж. Странно, но там как-то особенно хорошо было думать, возникало много идей для предстоящей работы (теперь она верила, что сможет к ней вернуться). Она смотрела на бушующие волны, а в голове рождалась масса сцен, рифм, мотивов. И тогда она уходила в дом и принималась лихорадочно записываться все, что смогла придумать.

А потом Мистраль захотелось горячего чаю. И она, задумавшись, пролила его на руку. И вскрикнула. Именно вскрикнула. Из горла вышел приглушенный вопль. Мира не сразу поняла, что произошло. Она принялась трясти рукой в воздухе, схватилась за полотенце и начала вытирать лужу на полу, и тут до нее дошло. Ее связки смогли издать звук, пусть даже ужасно не музыкальный. Это был момент счастья, Мира еще ни разу в жизни так не прыгала и не кружилась по комнате.