Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 101
Подошел лифт. Дверь с отвратительным скрежетом открылась и сложилась гармошкой. Мы поздоровались с лифтером Видалом, и тут у меня снова зазвонил телефон. На дисплее высветилось: «Кристиана Хальбьёрнсдоттир». Все правильно. Денек будет и вправду кошмарный.
Кристиана устраивает перформансы и инсталляции. Бегемот, а не женщина, — метр восемьдесят пять, огромные ножищи, стрижка как у новобранца. Походка одновременно элегантная и тяжелая, уж не знаю, как ей это удается. Слон в посудной лавке, только этот слон почему-то в балетной пачке. Родилась в Исландии, а потом училась по всему миру, отсюда и такое направление в искусстве. Я искренне восхищаюсь ее работами, но представлять ее интересы — ужасный геморрой, и даже талант Кристианы не может искупить моих страданий. Я, конечно, знал, с кем связываюсь, и знал, что мои коллеги только пальцем у виска покрутили, когда услышали, что я с ней работаю. Но ее последняя выставка имела огромный успех, отзывы были хорошие, и мы все распродали по цене, о которой и мечтать не могли. Так что мне было чем гордиться. Кристиана рыдала на моем плече от благодарности. Очень уж она любит театральные эффекты.
После майской выставки Кристиана залегла на дно. Я ходил к ней домой, оставлял в двери записки, посылал письма. Может, ей хотелось таким образом привлечь мое внимание, только фокус не удался: я перестал ее искать. И вот — первый звонок за несколько месяцев.
Связь в лифте отвратительная, поэтому я ничего не мог разобрать, пока Видал не открыл со скрежетом дверь. И тогда я чуть не оглох от крика из трубки. Кристиана билась в истерике и тараторила что-то про Гениальную Идею и материальную поддержку. Я велел ей притормозить и начать сначала. Она шумно выдохнула. Я ожидал взрыва, но Кристиане все-таки удалось взять себя в руки. Она хотела организовать выставку летом. Я ответил, что только в августе.
— Да ты ничего не понимаешь!
— Понимаю. Но сделать ничего не могу.
— Кончай трындеть! Ты слышал, что я сказала?
— Спокойно, я уже открыл календарь. — Тут я слегка приврал. На самом деле я еще искал ключи. — Да что случилось-то? Скажи хоть, на что ты меня подписываешь?
— Мне нужен весь выставочный зал.
— Да ты чего?
— Это не обсуждается. Мне нужен весь зал, Итан. Нужен простор и размах.
Она пустилась в рассуждения о тающих льдах в Арктике. Очень научно и очень непонятно. Ей позарез нужно выставиться в июне, в разгар сезона, в день летнего солнцестояния. И чтобы непременно выключили кондиционеры. Чтобы все тут поплавились от жары и острее прочувствовали, каково приходится льдам. Ка-а-ак они тай-йут. Всё тай-йет. Она приступила к изложению пятой по счету теории глобального потепления, и я позволил себе сосредоточиться на поисках ключей, которые решили эмигрировать на самое дно портфеля. Наконец я их выудил, отпер галерею и снова начал слушать. Кристиана рассказывала, как она тут все вверх тормашками перевернет.
— Нет, моржа я сюда притащить не дам.
Она сердито засопела в трубку.
— Да это вообще незаконно, скорее всего. Кристиана, ты меня слушаешь? Ты хоть узнавала, можно ли возить по городу зверей?
Она посоветовала мне отсосать и бросила трубку.
Сейчас перезвонит. Я положил телефон на стол и занялся делами. Сначала прослушаем автоответчик. Шесть сообщений от Кристианы, все между четырьмя часами утра и пятью тридцатью. Интересно, кого она думала тут застать? Несколько звонков от коллекционеров, все интересуются, когда они смогут забрать купленные шедевры. В галерее шли две выставки. На одной — чудные, мягко переливающиеся картины Эгао Ошимы. На другой — гениталии из папье-маше. Художник — Джоко Стейнбергер. Ошиму всего продали еще до открытия экспозиции. Даже гениталии пошли в ход. Ими заинтересовался Уитни.[2]Месяц удался.
Прослушав сообщения, я взялся за электронную почту. Переписка с клиентами, приглашения на художественные ярмарки. Машину светской жизни надо все время смазывать: договариваться о встречах, смотреть новые картины. Главное в нашем деле — не останавливаться. Приятель, мой коллега, настойчиво спрашивал, удалось ли мне найти работы Дейла Шнелла. Я ответил, что, кажется, напал на след. Мэрилин прислала мне кошмарную карикатуру, которую на нее нарисовал один художник. Что-то в стиле Гойи. Мэрилин представала в образе Сатурна, поедающего своих детей. Самой ей этот мрак и ужас очень понравился.
В половине десятого явилась Руби и принесла кофе. Я взял стаканчик и выдал ей инструкции на день. В девять тридцать девять прибыл Нэт и сразу сел за верстку каталога к следующей выставке. В десять двадцать три телефон снова зазвонил. «Номер скрыт». Как вы догадываетесь, половина моих клиентов платит за эту услугу.
— Итан! — Этот мягкий тон я узнал мгновенно.
С Тони Векслером мы знакомы всю жизнь. Вот таким я хотел бы видеть своего отца. В отличие от отца настоящего, Тони я не презирал. Он работал на папочку, и работал сорок лет подряд. Психоанализом можете заняться сами. Чтоб картина была яснее, добавлю: когда отец чего-то от меня хочет, он посылает ко мне Тони.
В последние два года отец чего-то хотел все чаще. У него случился инфаркт, а я не пришел навестить его в больнице. С тех пор он мне звонит раз в два месяца, вернее, не он, а Тони. Вы скажете, не очень-то это часто. Просто вы не знаете, сколько мы общались до того. С моей точки зрения, раз в два месяца — это как-то чересчур. Можно бы и пореже. Лично я никаких мостов наводить не собирался. Если папочка строит мост, значит, хочет содрать деньги с проезжающих.
Так что слышать Тони я был рад, а вот слушать — не готов.
— Мы читали отзывы о твоих выставках. Твоему папе было очень приятно.
Говоря «мы», Тони имеет в виду одного себя. Я открыл галерею девять лет назад. Тони тут же подписался на наш каталог и, не в пример многим другим подписчикам, читал его от корки до корки. Тони — настоящий интеллигент. В наш век это слово уже ничего не значит. Меня всегда поражало, сколько всего Тони знает о нашем бизнесе.
И когда он говорит «твой отец», он тоже имеет в виду себя. Он приписывает хозяину собственные чувства. Он приобрел эту привычку, поскольку, как мне кажется, не очень ловко себя чувствовал от того, что мои отношения с наемным служащим отца были намного лучше, чем отношения с самим отцом. Ладно, меня-то не обманешь. Мы поговорили об искусстве, о Стайнбергере и его возврате к свободной фигуративности,[3]о планах Ошимы и о связи между этими выставками. Я все ждал фразы «Твой папа хочет…».
— Я тут видел то, что тебя заинтересует. Новые работы, — сказал Тони.
В нашем деле сезон охоты должен быть открыт всегда. И поэтому каждый галерист довольно быстро формулирует свои правила отбора. У меня тоже есть правило, и очень жесткое: если ты чего-то стоишь, я тебя найду, а если нет — не звони мне, я о тебе и слышать не хочу. Может, методы работы у меня драконовские, но другого выхода нет. Либо я следую этому правилу, либо выслушиваю бесконечные просьбы знакомых. Каждый пытается тебя убедить, что если б ты пришел на первую выставку сводного брата мужа лучшей подруги их золовки в еврейском культурном центре в Бруклине, то не устоял бы, был бы обращен в новую веру и умолял бы позволить тебе выставить на голых стенах твоей никчемной галереи эти шедевры. «И ты, Тони?»
Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 101
