Дать журналам то, чего они хотят, — таков был девиз юного писателя Фицджеральда, и он продолжал следовать этому весьма прибыльному правилу на протяжении всех двадцатых годов. Он получал за свои сочинения деньги и прекрасно сознавал как этот факт, так и то, сколько он способен быстро заработать на рассказах — ведь если писать роман, о его продаже порциями нечего и думать, пока не будет готов достаточно большой кусок. Жил он с семьей небедно, но после ошеломительного успеха двух первых романов «Великий Гэтсби» (1925) продавался довольно вяло, а денег Фицджеральду не хватало. Разочарование прохладным приемом, оказанным «Великому Гэтсби», способствовало продолжению его сотрудничества с «Сатердей ивнинг пост», куда он поставлял рассказы, а по окончании «джазового века» подтолкнуло его к работе над сценариями в Голливуде. Фицджеральд шагал по тонкой грани между искусством и коммерцией, и это удавалось ему не хуже любого другого писателя его поколения.
Прекрасно сознавал он и то, что из написанного им является лучшим, а что представляет собой, пользуясь его же словом, «халтуру». Фицджеральд никогда не лгал ни себе, ни другим насчет разницы между его коммерческой продукцией и рассказами высокого литературного качества. Он радовался, когда то и другое совпадало — когда новеллы, которые он ценил (например, «Опять Вавилон», «Молодой богач», «Зимние мечты» и рассказы о Бэзиле Дюке Ли), приносили хороший доход, и всегда хотел, чтобы новеллы, лучшие на его вкус, лучше и продавались. «Мне досадно, что «Популярная девушка» — дешевый рассказик, который я накропал за неделю, пока Зельда рожала нам дочку, принес 1500 долларов, а «Алмаз в небе» [«Алмазная гора»] — по-настоящему изобретательная история, над которой я трудился три недели с искренним энтузиазмом, не принес ни гроша, — писал он в 1922 году своему агенту Гарольду Оберу. — Но, клянусь Богом и Лоримером, я еще разбогатею!» Джордж Хорас Лоример, выпускник Йеля, возглавлявший «Сатердей ивнинг пост» с 1899 по 1936 год, щедро платил Фицджеральду за его сочинения — для начинающего писателя это были огромные гонорары. В 1929 году «Пост» стала платить ему по 4 тысячи долларов за рассказ, что по современным меркам превышает 55 тысяч. Но в этих золотых цепях Фицджеральд маялся. В 1925-м, сразу после публикации «Гэтсби», он писал Генри Менкену:
«Моя ерунда для «Пост» становится все хуже и хуже, и я вкладываю в нее все меньше души — странно это говорить, но вся душа ушла на мои первые ерундовые опусы. Я считал, что «Прибрежный пират» не хуже «Благословения». Пока не провалился «Овощ», я никогда не «опускался до примитива», а без этого не было бы и нынешней книги [«Гэтсби»]. Я уже давно опустился бы до примитива, будь это выгодно, — я безуспешно пытался совершить это, сочиняя для кино. Похоже, люди не понимают, что разумному человеку опуститься до примитива труднее всего на свете».
В том же году в письме редактору «Скрибнера» Максуэллу Перкинсу он выразился прямее и грубее: «Чем больше мне платят за мою дребедень, тем трудней мне заставить себя писать».
Фицджеральд всегда считал себя романистом, хотя был автором великолепных рассказов — а произведения этой формы ничем не уступают романам, разве что короче. Его рассказы, любимые и хорошо известные, стоят особняком, но для него они часто служили своего рода полигоном: он пользовался ими, чтобы делать наброски, обкатывать замыслы и описания, героев и элементы обстановки, которые могли бы пригодиться для следующего романа. До 1938 года Фицджеральд вел книгу учета своих сочинений, и в ее разделе «Опубликованное» есть множество рассказов с пометкой «ободран и похоронен навсегда». Этот процесс «обдирания» наглядно иллюстрируют вырванные им листки и номера журналов с его рассказами, где он перекраивал, поправлял и отмечал пассажи, перекочевавшие затем в «Прекрасных и проклятых», «Великого Гэтсби» и «Ночь нежна».
Большинство рассказов из этого сборника написано в середине и конце 1930-х, и в них попадаются строки, знакомые тем, кто читал рабочие тетради Фицджеральда (изданные в 1978-м под названием «Дневники Ф. Скотта Фицджеральда») и «Любовь последнего магната», его незавершенный роман.
* * *
Можно ли заработать на сценариях? Вы умеете их продавать?
Фицджеральд — Гарольду Оберу, декабрь 1919 г. Голливуд с его широкими возможностями и сочинительство сценариев для кино манили Фицджеральда с самого начала писательской карьеры. В сентябре 1915 года, когда он еще учился на втором курсе, в «Принстонском вестнике» появилось объявление: «Специально для провалившихся: работа на киностудии сулит быстрый и значительный заработок молодым дарованиям». Эта связь между работой в кинобизнесе и провалом обозначилась для Фицджеральда с первого же его приезда в Голливуд. Хотя в 1920-х несколько его рассказов и два романа были экранизированы, он не любил эти фильмы; они с Зельдой считали, что киноверсия «Великого Гэтсби» 1926 года, ныне утерянная, — «дрянь дрянью». Тем не менее в январе 1927 года Фицджеральды поселились в лос-анджелесском отеле «Амбассадор» на три месяца, в течение которых Скотт писал заказанный ему сценарий для Констанс Толмадж — эта звезда немого кино по прозвищу «Бруклинская Конни» пыталась пробиться в звуковые комедии. Поначалу супруги с удовольствием встречались и общались с кинозвездами, но вскоре им это наскучило. Сценарий отклонили, и Фицджеральды отправились восвояси, на Восток. По сообщению Зельды, ее муж «сказал, что никогда больше не напишет ни одного сценария, потому что это страшно тяжело, но, по-моему, писателям нельзя верить на слово».
Она была права. Неубедительные продажи «Великого Гэтсби» и противоречивые отзывы на этот роман изменили Фицджеральда как писателя. Он почти немедленно поставил под угрозу свое литературное будущее, написав Перкинсу из Европы весной 1925 года:
«Как бы то ни было, на осень у меня есть книга хороших рассказов. Теперь буду писать рассказы поплоше, пока не наберется достаточно материала для следующего романа. Закончу его и опубликую, а там посмотрим. Если он обеспечит меня так, чтобы не надо было больше тратить время на ерунду, стану двигаться дальше как романист. Если нет, все брошу, вернусь домой, поеду в Голливуд и буду изучать кинобизнес».
В 1931-м Фицджеральд вернулся в Голливуд, снова ради денег, и провел там несколько безрадостных месяцев, оказавшихся бесплодными в творческом плане и обременительными в личном. Роман, над которым он тогда работал, «Ночь нежна», толком не продвинулся. К тому же на этот раз Зельда не поехала с ним в Лос-Анджелес: она была у своих родителей в Монтгомери, Алабама, и вновь балансировала на грани нервного срыва, из-за которого грядущей весной ей предстояло опять лечь в больницу. Однако то, что она написала мужу в Голливуд в ноябре 1931 года, звучит удивительно разумно: «Мне жаль, что работа у тебя неинтересная. Я надеялась, что она откроет перед тобой новые драматические возможности, которые скомпенсируют скуку, но если это сплошная тягомотина и вдобавок тебе навязывают принцип «встретимся и обговорим», приезжай домой, лапочка. По крайней мере, ты навсегда развяжешься с Голливудом. На твоем месте я не стала бы тратить время на гарантированно посредственную продукцию, которая к тому же дается тебе с таким трудом».
