Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 83
Не! Не блеснуло, язви ее… Неужто и впрямь — все?
Впрочем, проблема была решаема.
— К Хомякину скачи, чего уж, — махнул рукой Бутурлин. — Уж у этого сатрапа всегда сыщется… Поди вон, Жельку седлай… она быстрая…
— Желька-то быстрая, милостивец, — холоп вновь поклонился. — Токмо это… Хомякина-то на усадьбе нет. На той седмице еще ко себе на Новгород отъехал. Дороги, говорит, подсохли, дак… Язм его людишек на реке повстречал, так они…
— Ну, отъехал и отъехал, пес с ним, — раздраженно хмыкнув, Никита Петрович поднялся на ноги. — Тиун его мне, чай, не откажет…
— Тиун без монеты не даст!
— Не даст, батюшко, — с поклон подтвердил и второй слуга — Семка. Чернявый, осанистый, он чем-то походил на медведя… хотя в том же фехтовании временами проявлял недюжинную ловкость!
— Не да-аст! — скривившись, передразнил помещик. — Чтоб вам девки так отвечали. Ладно… Что, у нас совсем ни копеечки нету?
— Совсем, милостивец, — парни смущенно переглянулись. — Ни копеечки, ни даже пула медного не завалялось.
— А ежели поискать?
— Так вчерась искали уже. И — третьего дня.
— Да-а… — вздохнув, Бутурлин почесал роскошную свою шевелюру. — Водка-то у них есть… Только тиун-управитель хомякинский ее под честное слов не даст, тут вы правы. Может, обменять на что? Вот ведь мысль, а? Выменять! На что только? Ну, давайте, давайте, мозгами-то шевелите, думайте! Не все ж я один за вас башкой работать должен.
— Может, батюшка… — Ленька нерешительно покачал на руке шпагу…
— Я вот те за такие слова высечь велю! — тут же взвился Никита. — Ишь, что удумал, телятя! А биться, коли государь призовет, чем будем?
— Так, Никита Петрович, свет… Рогатины ж есть! Да ослопы!
— Сами вы ослопы!
И короткие крепкие копья — рогатины, как и увесистые, утыканные гвоздями, дубины — ослопы — в хозяйстве Бутурлина, конечно, имелись. Даже короткая пищаль имелась — карабин рейтарский…
Эх, пойти бы в рейтары! Добраться до Москвы, записаться в полки иноземного строя… капитаном или хотя бы сержантом! Государь все дает — и жалованье, и амуницию, и… Только вот берут туда далеко не всех служилых… без связей — и думать нечего! А откуда у мелкопоместного дворянина связи в Москве? Вот то-то же…
Может, и впрямь — заложить шпагу? Их ведь четыре штуки. Два клинка — хорошие, миланской работы, и два так себе… один так и вообще уже проржавел… вот его-то и заложить, обменять на жбан водки. Да уж! Хитрован тиун ни за что худую вещь не возьмет.
— Тьфу ты! Прямо хоть сам в холопы запродавайся! Неужто на усадьбе продать больше нечего? А ну, пошли-ка, поищем, ага.
Вложив шпаги в ножны, вся троица направилась к усадьбе. Впереди шагал сам хозяин, дворянин, помещичий сын Никита Петрович Бутурлин. Синеглазый, высокий, жилистый, с подстриженной вполне по-европейски бородкой и пышной темно-русою шевелюрой, он был одет в немецкое платье — рубаха с отложным воротником-кружевом, легкий кожаный жилет — колет, короткие штаны — кюлоты, уже по модному, без всяких там буфов-разрезов, как носили еще лет пять-десять назад. Немецкое платье удобно — и не жарко, и видно сразу, что не простой человек идет. Так половина тихвинского посада одевалась — всякие там таможенные дьяки, толмачи, лоцманы. Настоятель обители Тихвинской, Богородичного Успенского монастыря, архимандрит Иосиф уж как с этим боролся, многим епитимью накладывал — а все без толку. Ну, удобней просто… Да и в том же Ниене средь остальных не выделяться… Так и отче Иосиф махнул рукой — пес с ними. А ведь архимандрит был в тихвинской земле — главный. Посад-то и землицы вокруг на многие версты — все Нагорное Обонежье новгородское — обители принадлежало. И все монастырю были должны. Купчишки все, мастеровые, крестьяне… толмачи, лоцманы…
Лоцманским трудом и сам Никита Петрович не брезговал — деньга, она лишней не бывает, — нанимался, как и многие вконец разорившиеся своеземцы, однодворцы-помещики. Землица в здешних местах худая, все от погоды зависит, да лето на лето не приходится. Многие вообще в такую нищету впадали, что распродавали всех своих крестьян с землицею, да и сами б запродались в холопы, коли б царский указ сие строго-настрого не запрещал. Ну-ка, вся помещичья мелочь — в холопы? А кто государю служить будет? Являться конно, людно, оружно…
Да уж, не сказать, чтоб очень хорошо жили мелкие дворяне-помещики на северных русских землях. Всяко жили. Иной раз — как-то перебедовывали, а частенько же впадали в полное разорение. Вот, как и отец Никиты, Петр Иванович Бутурлин, скончавшийся от лихоманки три лета назад. Матушка — царствие ей небесное — преставилась еще раньше, тоже от какой-то болезни. Вот и остался Никита один… Подзаработал на лоцманской службе деньжат, женился… Да опять — мор! А что — порт рядом, купцов полно — заразу разносят! Померла молодая женушка, да и сам Никита Петрович едва не отправился на тот свет… лишь каким-то чудом оправился, выжил, все хотел добраться на соседний Больше-Шугозерский погост, сделать подношение храму. Так бы и сделал, да вот только подносить-то пока было нечего.
— Так… я в доме гляну, а вы — по амбарам, — отдав распоряжение дворовым, молодой человек поднялся по высокому крыльцу в хоромы… Ну, это уж так называлось — хоромы, по-старинному, а лучше сказать — просто большой несуразно построенный дом. Горница вполне просторная, с печью, опочивальня, светлица, сени… В сенях, у распахнутого оконца, сидели на лавке девушки в сарафанах — пряли шерсть. Девы эти, холопки, так и звались — сенные. Аж целых три штуки! Марфа, Фекла и Серафима. Все молодки — на выданье. Мастерицы — жалко на сторону отдавать… на своих парнях и женить, ага, так и сладить.
При виде вошедшего в сени барина девчонки поспешно встали и поклонились:
— Здрав будь, кормилец.
Кормилец, язви их… Кто б самого покормил!
— И вы будьте здравы, девы. Шерсти хватает пока?
— Да покуда хватает.
— Ну, трудитесь…
Прошел Бутурлин в горницу. Поклонились сенные девушки ему в спину. Меж собою переглянулись, зашептались. Красив был молодой господин, осанист — тут уж не отнять. Красив, да беден — кому и то знать, как не холопам? Приживешь от такого дите — и что? Так и голодовать дальше.
В горнице Никита Петрович уселся в резное шведское полукресло (еще батюшкино) и задумчиво осмотрел помещение. Сквозь раскрытое окно доносились птичьи трели: в кустах, возле росших у самого дома берез, пели жаворонки, из лесу им вторила кукушка. Гулко так куковала — ку-ку, ку-ку… По двору важно бродили куры. Не так уж и много их и осталось — всего-то дюжина, да пара петухов.
Петух! Может, его и обменять на водку-то? Выглянув в окно, Бутурлин задумчиво потеребил бородку. Обменять-то, наверное, можно… А вот как потом без петуха? И курям, и… В голодный-то год всяко на суп сгодится! Не-ет, без петуха никак. Тогда что?
Рассеянный взгляд помещика упал на шахматную доску с расставленными фигурами, раскинутую прямо на столе. Шахматы? Не-е! Как время-то коротать долгими зимними вечерами? Не все же шпагой махать да учить дворовых азам гишпаньского фехтования — дестрезе, припоминая приемы, описанные мэтрами вроде Каррансы или Жерара Тибо. Все эти круги, меры пропорции, стойки… Вообще, конечно, полезная вещь! Очень. Правда, больше в дуэлях, нежели на войне… Там не до кругов уж точно… Хотя — как сказать! Любой бой в конце концов распадается на ряд конкретных схваток. Вот тут-то дестреза — в самый раз! Удары, уколы, стойки…
Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 83
