* * *
Как без сомнения и было задумано, напутствия Стокера преследовали меня все шесть месяцев.
Мадейра — красивая, пышная, ароматная — предлагала огромные возможности для лепидоптеролога. Однако чаще, чем хочется признаваться, посреди пылкой погони за малышом Lampides boeticus, лениво порхающим в душистом ветерке, я застывала, позволяя сети бесполезно упасть. Статьи для различных публикаций остались ненаписанными. Ручка неподвижно лежала в руке, пока мой разум бродил.
Каждый раз мои мысли возвращались к Стокеру, как голуби, спешащие домой на ночлег. И каждый раз я увертывалась от них, не позволяя себе долго думать о нем. Так ребенок учится не держать руку близко к пламени.
Летом, когда поздноцветущая жакаранда рассыпала по острову медовый мускус аромата, появилась необходимость (по многим причинам, не буду их подробно описывать) вызвать доктора для нас обеих. К тому времени, когда мы восстановили силы, прошло полгода. Наши мысли снова обратились к Англии.
Долгими днями мы отдыхали на веранде арендованной виллы, как греющиеся на солнце ящерицы. Мы обе стали стройнее, чем когда отправились в путь. Бледно-молочная кожа леди Корделии, несмотря на ее вуали и широкие поля, покрылась коричной пудрой веснушек, но я откидывала шляпу, поворачивая лицо к к солнцу.
— Вы кажетесь воплощением здоровья, — сказала она мне, когда мы сели на корабль в порту Фуншала. — Кто бы подумал, что вы находились под наблюдением врача.
Я стащила свободный жилет моего дорожного костюма.
— Вы так думаете? Я — кожа и кости, и вы ненамного лучше. Но славные девонширские сливки и тарелка английского ростбифа будут лучшим лекарством.
Рассеянно глядя вдаль, она взяла меня за руку.
— Как вы думаете, они скучали по нам?
Частота писем подсказывала, что так и есть. «Частота» было не совсем подходящим словом. Каждый почтовый корабль привозил свежую почту. Граф и его дети регулярно писали леди Корделии, я тоже получила свою долю писем. Коллегам-лепидоптерологам всегда есть что сказать, и еженедельно приходили письма от лорда Темплтона-Вейна. Виконт писал в непринужденной разговорной манере о текущих делах и общих интересах, и по прошествии нескольких месяцев переписки мы подружились.
И от Стокера? Ни одного слова. Ни одной строчки, набросанной на грязной открытке. Ни одного постскриптума, добавленного к письмам брата. Ничего, кроме молчания, красноречивого и обличающего. Я испытывала глубокое и совершенно иррациональное чувство обиды. Я дала ему понять, что не собираюсь писать и не ожидаю писем от него. И все же. Каждая доставка почты без вестей от Стокера была насмешкой, выражавшей гнев так же красноречиво, как и любые слова.
Пришлось строго напомнить себе, что сама посеяла семена этой ссоры. Теперь нечего жаловаться, что не нравятся плоды, которые они принесли.
Стоя рука об руку с леди Корделией на палубе корабля, несущего нас домой, я думала, какой прием могу ожидать.
* * *
— Что, во имя семи кругов ада, ты имеешь в виду? Что значит, ты хочешь «одолжить» мисс Спидвелл? Ради бога, она не зонт, — пробурчал Стокер в ответ старшему брату, когда виконт вошел в нашу мастерскую.
Такие вопросы часто составляли основную часть речи Стокера; я научилась их игнорировать.
— Кроме того, она вернулась домой всего два дня назад. Сомневаюсь, что успела распаковать свои вещи.
Лорд Темплтон-Вейн оскалил зубы в том, что глупый человек мог принять за улыбку. Он перевел взгляд с трухлявого чучела буйвола на кучу гнилых опилок, которые Стокер деловито из него вынимал.
— Стокер, как приятно тебя видеть! Я не заметил тебя за этим буйволом. Бесспорно, совершенствуешь свое ремесло.
Стокер был историком-натуралистом, и ему довольно часто выпадала участь восстанавливать грязные образцы таксидермического искусства. Задница буйвола была далеко не худшим местом, где я видела голову Стокера.
Его светлость цокнул языком, пренебрежительно взглянув на младшего брата.
— Кроме того, думаю, мисс Спидвелл вряд ли нуждается в помощи в организации своих дел.
Он задержался на последнем слове на одно биение пульса дольше, чем следовало. У виконта был дар к вкрадчивым предположениям, и я подавила вздох раздражения: он только что им воспользовался.
Мы со Стокером практически не разговаривали после моего возвращения, обмениваясь прохладными приветствиями и бессмысленной болтовней о работе. Но у меня были надежды на оттепель — при условии, что виконт не воспрепятствует этой возможности.
Я подняла глаза от лотка Nymphalidae, который сортировала, и перевела на них карательный взгляд.
— Я не ваша няня, но если потребуется, перекину одного из вас через колено.
Стокер, который был выше меня на полфута и на сорок фунтов тяжелее, скорчил гримасу. Ответ его брата был намекающе похотливым.
— Соблазнительная перспектива, — пробормотал его светлость, приподняв изысканные брови и вздыхая.
Я проигнорировала это замечание и отряхнула руки, отложив бабочек в сторону.
— Мой лорд, прежде чем вы объясните свой комментарий, возможно, мы могли бы немного освежиться.
Его светлость казался обиженным.
— Ненавижу чаепития, — возразил он.
Пришла моя очередь фыркать.
— Не такой чай.
С неохотного согласия Стокера я достала бутылку его лучшего односолодового виски и налила каждому. Мы расселись, и я изучала своих спутников. В некоторых отношениях они не могли бы быть более разными, но в в то же время были поразительно похожи. Оба унаследовали тонкокостность матери, те же высокие скулы, решительные подбородки и изящные руки. Цвет и мускулатура различались. Его светлость был гладким, как выдра. Мускулы Стокера, отточенные годами исследовательской работы, были крепче и в целом более впечатляющими. Он успешно пускал их в ход, работая с горами трофеев коллекции Розморрана.
Пока мы сортировали сокровища семьи, добытые кланом Розморранов в многовековых путешествиях, граф позволил нам использовать в своих целях Бельведер (отдельно расположенный большой бальный зал в его поместье Мэрилебон). Он также выделил нам жилые помещения, скромную зарплату и другие удобства. Например, принимать посетителей, когда мы желали.
Стокер, как обычно, был откровенно недоволен нынешним визитером. Его отношения со старшим братом были трудными даже в лучшие времена. Выражению кошачьего нетерпения на лице его светлости свидетельствовало, что сегодня он не склонен терпеть плохой характер Стокера. Стокер, со своей стороны, был полон решимости изображать ежа, рыча и выставляя колючки.
Виконт указал широким жестом на образец, который Стокер сшивал, когда гость прибыл.
— Почему бы тебе не поиграть со своим буйволом? У меня дело к мисс Спидвелл.
