— А я уйду. Буду сидеть под дверью с револьвером, даже одетая, честно. И если буду в кого-то стрелять, то под "куполом", не разбужу. Попробуйте, что вам стоит? Не понравится — полежите и встанете. Но вам понравится. Здесь тепленько и удобно, очень рекомендую, — она кайфово зарылась в одеяло по глаза, он улыбнулся шире:
— Не мерзнете? Уже не лето, обогрев включать еще рано, но одеться потеплее можно, и второе одеяло достать.
— Не мерзну, — качнула головой Вера, министр криво улыбнулся и постучал пальцем по запястью:
— А "часы истины" говорят, что вы врете.
Она показала язык, он рассмеялся, она вздохнула и призналась:
— Когда только ложусь, мерзну. Но сейчас тут отлично, в самый раз. Можете проверить, — она отползла на дальнюю сторону кровати, приглашающе кивнула на освободившееся место: — Быстрее, пока не остыло.
— Умеете соблазнить, — покачал головой министр, расстегивая пиджак, Вера выскользнула из-под одеяла с холодной стороны кровати, открыла шкаф и быстро оделась, на носочках прошла к своей стороне, обулась. Посмотрела на министра Шена в рубашке и кобуре, расшнуровывающего крепление для метательных звезд на предплечье, хотела предложить помощь, но не решилась, он и сам быстро справился. Он на секунду поднял на нее глаза, опять опустил, посмотрел на часы, — вы поспали три часа, Вера.
— А вы?
Он снял часы и стал сосредоточенно расшнуровывать вторую руку, она развела руками и демонстративно проверила револьвер, кивнула:
— Ну, я пойду. Если что, зовите.
— Если — что? — шутливо улыбнулся он.
— Ну мало ли, вдруг на вас через окно нападут. Дверь-то я охраняю, а вот окна…
— Чертовы окна, — мрачновато усмехнулся министр, посмотрел на окна, посерьезнел и поднял глаза на Веру, как будто собирался что-то сказать. Не сказал. Опустил глаза. Она тихо спросила:
— Не нашли?
— Не нашли, — невесело констатировал министр, снимая кобуру и укладывая на тумбочку к остальной амуниции, — еще рано судить, конечно, люди пока работают, но картина та же, что была тогда на пятой, а тогда не нашли. — Он сел на кровать, стал расшнуровывать ботинки, мрачно добавил: — Мы отстаем. Постоянно на шаг позади, отвечаем, а надо бы провоцировать. А для провокации нужен двойник, а двойника больше нет. Я заказал парочку новых, но это вопрос не одного дня, даже при самой лучшей работе и самых опытных мастерах нужна как минимум неделя на то, чтобы сошел отек с лица, до этого они работать не смогут, они просто не похожи на вас. На балу вам придется присутствовать лично, я хотел этого избежать, но не получится. Надо будет хорошо подготовиться, — он сидел на кровати, с задумчивым видом расстегивал рубашку, все медленнее, медленнее, смотрел в пространство.
"И как тут не страдать бессонницей?"
Вера щелкнула пальцами, выводя его из задумчивости, улыбнулась:
— Сначала раздеваться, потом спать, не наоборот. Я пойду.
Он улыбнулся и кивнул, снял рубашку, Вера развернулась уходить, но в последний момент обернулась:
— Как спина?
— Отлично, завтра будем швы снимать, — она вздохнула с облегчением, он добавил:
— Вы будете снимать.
— Я?!
— Док сказал, кто накладывал, тот и снимает, — ехидно улыбнулся министр, Вера закатила глаза, он рассмеялся, она скорчила рожицу и шепнула:
— Спокойной ночи.
— Ага, ночи, — он демонстративно посмотрел в окно, где начинало светать, Вера еще саркастичнее вздохнула: — Волшебных грез.
— Волшебных, — кивнул он, начиная расстегивать пояс, Вера четко развернулась кругом и вышла из комнаты, закрыла дверь, остановилась, все еще держась за ручку. С той стороны донеслось: — Вы серьезно собираетесь сидеть под дверью с оружием?
— Конечно, — уверенно заявила Вера, — вас что-то не устраивает?
— Ну как бы… такая потеря времени. Можно потратить его с большей пользой. На что-нибудь другое. Что-нибудь хорошее.
— Что-нибудь вкусное?
— Читаете мысли, — тихо рассмеялся он, зашелестела кровать, раздался сдавленный стон удовольствия и шепот: — Великие боги, я в раю… Вера? Знаете, чем вы могли бы зарабатывать бешеные деньги в моем мире?
— Прежде чем продолжить, учитывайте, что у меня револьвер в руках, а у вас — на тумбочке.
— Хм. Ладно, вы правы. Что-то я действительно… Разбудите меня через три часа, хорошо?
— Хорошо.
За дверью скрипела кровать, шелестела ткань, медленно дышал министр Шен. А Вера стояла, держалась за дверную ручку и думала о шаманке Янвере.
"Что я тебе сделала, безжалостная ты женщина? Я же твою жизнь спасла, за что ты испортила мою? Неужели есть причина? Неужели что-то может этого стоить?
Если бы мы тогда встретились… Хотя, кто знает, вполне возможно, она не сказала бы ничего, наплела бы какой-нибудь ерунды про божественное предназначение.
Нужно походить по храмам, меня же пригласили. Нужно. Вот только господин министр почему-то сильно против."
Она с усилием отпустила дверную ручку и тихо пошла в библиотеку.
* * *
В библиотеке не сиделось, она промучилась минут десять и тихонько пошла в сторону спальни, открыла дверь — спит. Выдохнула, медленно и беззвучно. Попыталась уйти. Не смогла. Пару минут уговаривала свою глупую руку отпустить чертову дверную ручку, но рука либо что-то знала, либо просто уперлась из вредности. Спустя еще пару минут молчаливого спора с рукой, они сошлись на том, что сидеть под дверью как собака все-таки лишнее, но если приоткрыть дверь и сидеть у дальней стены коридора, откуда видно край кровати, то можно повысить себя до кота, который мастерски делает вид, что ему плевать, жив или мертв его хозяин, но спит всегда только одним глазом, на всякий случай. В результате она сидела на полу с блокнотом и рисовала наброски кораблей, периодически трогая свои невидимые синяки и глупо улыбаясь.
Никто не пришел. Она просидела свои три часа, измучив ноги и спину, зато со спокойной душой, сходила за телефоном, долго выбирала красивую песню, так придирчиво, как будто за приз ее личных симпатий боролись величайшие композиторы мира, в итоге всех древних европейцев победил современный кореец. Но Вера не могла с чистой совестью поклясться, что не подсуживала ему, он так улыбался с обложки альбома.
Включив песню на минимальном звуке, она услышала, как господин министр перевернулся на другой бок, улыбнулась, сделала громче на один клик, положила телефон на подоконник и пошла на кухню. Песня закончилась, началась следующая, в ванной зашумела вода, Вера накрывала на стол в каком-то медитативном трансе, абсолютно без мыслей, не пытаясь понять, что происходит с ее жизнью и что ей нужно предпринять по этому поводу, в пустой голове играл на рояле кореец, которого она сначала автоматически назвала цыньянцем, и только потом задумалась, откуда в ее голове такой внезапный автоматизм. Как быстро все изменилось.
