— Моя, — прошептал он с наслаждением, пожирая ее взглядом.
Наама обмякла и заскулила.
* * *
— Это правда?! — Лайла ди Эйма ворвалась в кабинет подобно огненному вихрю. Громко хлопнула дверью, выпалила вопрос и сердито сложила руки на груди.
— Что именно?
Андрос дописал предложение, поднял взгляд от письма и мрачно посмотрел на супругу. Обычно просто тяжелого пристального взгляда хватало, чтобы поставить ее на место. Лайла робела и давала обратный ход, справедливо понимая, что лучше не злить того, кто оплачивает твои счета.
Но сейчас фокус не сработал.
— Ты спас Нааму ди Вине?!
— Я взял ее рабыней.
— Ты спас ее!
— Это не твое дело, Лайла.
— Как ты мог?! — она порывисто шагнула к нему, сверкая сапфирово-синими очами. Белокожая, огненно-рыжая. Алое платье обтягивало фигуру плотно, как перчатка, мех на воротнике и бриллиантовые серьги, которые сделали бы любую другую женщину вульгарной, удивительно подходили к ее узкому лицу с высокими скулами и полными губами.
Одна из самых красивых и статусных женщин в империи. Звезда, сменившая на небосклоне бомонда блистательную Нааму ди Вине.
Любовь света переменчивей гулящей девки. Сейчас никто и не вспомнит, что всего несколько лет назад именно Наама ввела в свет свою бедную дальнюю родственницу Делайлу. Некрасивая, большеротая и слишком худая по тогдашним канонам красоты подруга тенью следовала за красавицей Наамой, была лучшей советчицей и наперсницей. До тех пор, пока ей не повезло подцепить самого завидного холостяка империи.
— После ее отказа! После всех унижений…
— Хватит! — рявкнул Андрос, и она, наконец, замолчала.
Он с досадой подумал, что было ошибкой жениться на ней. Глупое, импульсивное решение. Он был зол, разъярен очередным отказом Наамы, а Лайла подвернулась так вовремя. Кроткая, понимающая, услужливая в постели. Ее восхищение стало бальзамом для уязвленного самолюбия.
И слова Наамы. Утонченные насмешки в его адрес, звучавшие во время женских посиделок. Лайла исправно запоминала и передавала их, разжигая в душе ненависть пополам с яростью. После каждого подобного откровения, он еле сдерживался, чтобы не ворваться в дом к высокомерной сучке и не придушить ее.
— Андрос, — теперь голос Лайлы звучал умоляюще. — Послушай, так нельзя! Я — твоя законная жена. Ты не представляешь насколько унизительно присутствие другой женщины в нашем доме. Что скажет свет?!
Он скривился оценив, как легко она присвоила себе право на родовое поместье ди Небиросов.
— У многих демонов есть рабы, Лайла. Это нормально. Я же не запрещаю тебе развлекаться с твоими стриптизерами.
— Но она демоница!
— Она моя рабыня, — он с размаху обрушил кулак на столешницу. Полированный дуб жалобно крякнул. — Хватит, я сказал! Наама моя. И она останется здесь. Это не обсуждается.
Лайла снова сверкнула глазами.
— Тогда я уезжаю! Ноги моей не будет в Грейторн Холл, пока она здесь!
— Хорошо.
— ЧТО?! — она, очевидно, рассчитывала на совсем другой ответ, потому что задохнулась от возмущения.
— Ты можешь жить в моем доме в столице, — он бросил выразительный взгляд на часы. — Хватит отнимать мое время. Еще слово, и я вдвое урежу содержание.
Угрозы лишения денег всегда действовали на нее лучше всего. Лайла плотно сжала губы, сверкнула напоследок глазами и выбежала из кабинета, громко хлопнув дверью.
Андрос попробовал вернуться к работе, но мысли о пленнице не давали покоя. Наама, должно быть, уже оправилась от заключения. Врач заверил, что с ней ничего серьезного, а шок — просто последствие проведенного ритуала, который пройдет через несколько дней.
Он представил ее себе. Черные пряди распущенных волос на алебастрово-белой коже. Колючие бирюзовые глаза, полные злости, упрямо вздернутый подбородок.
И губы. Алые, как цветки мака. Как кровь.
Все это теперь — его. Наама принадлежит ему, всецело, безраздельно. Достаточно выйти из кабинета, пройти по коридору и подняться этажом выше в гостевые покои, оборудованные специально для пленницы.
Почему же он медлит?
Демон громко выругался, поняв, что причиной задержки является страх. Смешно и стыдно бояться, что бесправная, униженная, во всем зависимая от него женщина снова оттолкнет его. Кого вообще теперь волнует чего хочет или не хочет Наама ди Вине? Она — его собственность, его рабыня.
И ей же хуже, если гордость демоницы не желает принимать этот факт.
Глава 2
В новой камере были шелковые обои на стенах. И резная антикварная мебель. Двуспальная кровать с балдахином, ванная, целый шкаф платьев.
И окна. Огромные, в пол. Сквозь стекло был виден лабиринт сада внизу, узкая серая лента дороги меж холмами.
Свобода близко и далеко. Невидимые магические путы привязывали Нааму к поместью ди Небиросов верней кандалов. А если и получится сбежать, без магии и боевого облика надолго не скрыться от императорских ищеек.
Если не случится чуда, весь остаток жизни ей суждено провести здесь, игрушкой злейшего врага.
Первые дни она ждала Андроса, вздрагивая от каждого шороха. Каждый раз, когда щелкал замок и поворачивалась ручка двери, подбиралась, готовая сопротивляться до последнего, с отчаянием смертника.
Но появлялась служанка с обедом, или горничная с метелкой.
Наама съедала обед, обжигала горничную злым взглядом и возвращалась на свой пост у окна. Или принималась кружить по комнате, как запертая тигрица, изнывая от тоски и ярости. При мысли о своем невозможном унижении ей хотелось разорвать Андроса. Дочь Увалла ди Вине, превращенная в рабыню!
Скорее остынет Изначальное пламя, чем Наама забудет об этом. Она отомстит! О, как страшно она отомстит.
Она вспоминала уроки, полученные в отцовском доме. Кинжал, яды, уязвимые точки. Всех дочерей ди Вине учили этому. Опытный мастер сможет подарить смерть и тупым карандашом. Или листом бумаги. Но Нааме никогда не нравилась искусство тайного убийства. Она предпочитала танцы, сплетни, вечеринки.
Почему она была такой плохой ученицей?
Андрос пришел только две недели спустя. Вошел и встал в дверях, рассматривая ее с жадным выражением на лице. Наама подобралась и молчала. При виде врага ярость вдруг сменилась страхом. Сейчас она была полностью в его власти. Никто в целом мире не мог помешать ди Небиросу сделать с ней, что угодно и остаться безнаказанным.
— Выглядишь лучше, — наконец, хрипло сказал он.
— Не могу сказать того же о тебе. Ты выглядишь все таким же козлом, — колкость родилась раньше, чем Наама успела прикусить язык.
