Царства опрокинуты, вытоптаны грады,Под кривыми саблями падают отряды,Старому и малому не найти пощады,В Божиих обителях гибнут Божьи чада.
Что ж. Наша обитель – с нами. Если все же будем настигнуты, то о пощаде молить не станем, но дорого продадим то, что враг думает взять за дешевую цену.
И вот тут, наконец, кончилась жижа, и под копытами зазвучал даже не камень, а травянистая степь.
Чуть не повалились все наземь от облегчения, люди и лошади. Но нельзя. Лютгер даже перевел коня с шага на рысь, так что остальным волей-неволей пришлось подтягиваться, пусть и из последних сил. Только в десятый раз дочитав про себя «Те Deum», объявил привал. И то сомневался – не рано ли, лучше бы раз пятнадцать, но что тут поделаешь, следует идти шагом слабейшего, а слабейшие и вправду были готовы упасть.
– Одно копье в дозор. Брат Бруно, у тебя все люди целы?
– Да, брат Лютгер.
Вдруг засомневался: следовало ли именно этому копью приказ отдавать? Но Бруно уже подал знак своим людям, и они стянулись к нему, чтобы выслушать распоряжения.
Вокруг раскинулся невысокий саксаульник. Кто-то из полубратьев устремился было к кустам, чтобы веток для костра наломать, но сержант Матиус глухо рыкнул на него – и тот осекся.
Скупо напоили коней из кожаных фляг, себе оставив лишь по глотку. Всухомятку перекусили несколькими горстями сухой чечевицы – овечий сыр, соленый, сейчас в горло не лез. Наспех проверили повязки раненых: только у одного рана начала кровить сильнее, остальные как-то перемоглись, и главное, перемогся брат Карстен, что раньше было не очевидно. Выпущенная почти в упор тяжелая стрела, точно такая же, как и та, которую вырвал из своей груди Бизанти, пробила Карстену пришлемную бармицу и глубоко вошла в шею – но, как стало ясно только сейчас, не задела ничего важного. Воистину чудо. Отец Петар, перекрестив повязку, бодро заявил: «Теперь до ста лет жить придется: non bis idem! [3]». Брат Карстен бледно улыбнулся.
– От стрелы его проклятой
Не спасут ни щит, ни латы, – тихонько проговорил он, должно быть, проверяя, как действует горло, с которым уже почти готов был распрощаться.