--Смерть, придурок! Причем эксклюзивно для тебяужасная и мучительная.
Идиотский смех за моей спиной был заглушен, осчастье, долгожданным звонком. Ура.
Ах! Нет, не ура! Кирилл выходит из кабинета,весело болтая с Серовой. Ну, хоть бы обернулся! Нет...Я для него не существую.
А Сомов не отставал:
--Бет, чего спросить хочу.
--Ну что тебе еще?
--А как по-английски "изнасилование"?
--Зачем тебе? Ты что собираешься обесчеститьангличанку?--попыталась я сострить, наблюдая за "сладкой парочкой".Ах, он держит ее за локоть, черт! А черт тут как тут в образе Сомова.
--Нет, русскую,--заржал он.
А я уже впала в очередную депрессию. А когда япребывала в таком состоянии, то всегда хотела есть. Я отправилась в буфет запирожками. Я просто обожала горячие жареные пирожки с картошкой и могла их съестьштук пять или шесть сразу. О, восхитительные, румяные, божественно душистыепирожки с хрустящей корочкой, отрада моей жизни! В общем, я проглотила четырепирога и твердо решила не думать больше об этом бабнике. В это время в буфетепоявился толстяк и, завидев меня, направился в мою сторону.
--Что проголодалась?--спросил он, садясьнапротив.
--Какое твое дело?--процедила я сквозь зубы, неимея желания беседовать с ним.
--Как же-с, беспокоюсь,--сказал он томнымголосом и зачем-то состроил "интимный" взгляд.
Я едва не подавилась последним пирогом, и мысльо том, что уж не нравлюсь ли я ему, готова была закрасться в мою голову. Но тутв столовую вошел ОН. Сом обернулся и увидел того, на кого был устремлен мойбесцеремонно влюбленный взгляд. Тогда Кирилл мне казался сногсшибательнымкрасавцем. Впрочем, если бы я могла смотреть на него равнодушно, то ничегоособенного бы не заметила: темные волосы, длинная челка "вразлет",карие глаза, спортивная фигура...
--Ты что к Муромскому не ровно дышишь?--спросилСом.
--Дурак ты!--испугалась я.--Кому нужен этотловелас и дамский угодник!
Я почувствовала, как щеки и уши становятсягорячими. Черт! Почему я никак не могу разучиться краснеть?
--А вот Серовой нужен,--продолжал Сомов,наблюдая за моей реакцией.
--Мне все равно!--нервно фыркнула я и выдаласебя этим с головой.
Кирилл подошел к нам и, глядя на толстяка,изрек своим бархатным басом:
--Слышали, географичка заболела?
--Нет,--проговорила я хрипло.--Значит,географии не будет?
Он глянул на меня искоса:
--Как ты догадалась?--комично удивился он иснова обратился к Сому:--Пойдем, покурим. Разговор есть.
И тут невесть откуда подскочила Линка Серова.Вот стерва!
--Ой, мальчишки! Можно и я с вами покурю?Только я сигареты забыла, угостишь?--прострекотала она и одарила, хитраяпроныра, Кирюшу лучезарно-красной улыбой.
--Я вообще-то поесть хотел, но раз географии небудет..,--собрался было встать Сомов, но Линка его перебила:
--Ну, как хочешь! Пойдем, Кирилл.
А Муромский и не сопротивлялся
А меня будто и не существовало вовсе. Каквсегда, пустое место...
--Ты смотри, как Серова прицепилась к твоемуМуромскому,--сказал Сомов, когда они вышли.
--Он не мой!
Я готова была разрыдаться и не могла этогоскрывать. Чтобы толстяк не заметил моих красных глаз, я направилась к буфетнойстойке и, скрепя обливающееся слезами сердце, купила еще три пирога.
Глава 2
--Мам, у нас скоро дискотека, прощание сдесятым классом.
--Ну?
--Хочу купить себе что-нибудь новенькое.Знаешь, я видела тут недавно...
--Так купи.
--А деньги?
--У папы спроси.
Маман писала диссертацию, и ей, как всегда,было не до меня.
--Ну, положим, папа денег даст. А ты не хотелабы сходить со мной в магазин, помочь выбрать, посоветовать.
Я сказала это в совершенной уверенности в том,что мать откажется, и это позволило бы мне выбрать то, что понравиться самой.Так оно и случилось. Елена Сергеевна даже не удостоила меня ответом, махнуврукой.
Вопреки моим ожиданиям отец оказалсянеобыкновенно щедрым. Я уже представляла себе тот невообразимо обалденныйнаряд, в котором я появлюсь на прощальном вечере, совершенно очарую Кирилла, ион, наконец-то, падет к моим ногам.
Я действительно полагала, что во многом лучшеЛинки и, уж конечно, гораздо красивее ее. Серова коротко стриглась, а у менякоса до пояса. Я была просто уверена в том, что парням должны нравиться девушкис длинными волосами. А еще у меня красивые глаза и тонкая талия, и изящныепальцы, и, в отличие от Линки, незапятнанная репутация. Нет, не могло тогобыть, чтоб такой умный парень влюбился в эту дурочку.
--Бети, ты уроки сделала?--прервала мать моиразмышления у зеркала.
--Конечно, мам, --соврала я, зная, что она нестанет проверять.
Какие уроки весной!?
--Как у тебя с английским?
--Нормально, мам.
Дежурные вопросы, дежурные ответы...Да мать ужеи не слушала, разговаривала по телефону:
--Вам кого? Его нет. Вы его коллега? Да, да...Япередам. Всего доброго.
Мама положила трубку. Кажется, у нее былрастерянный голос. На нее не похоже, странно. Но задумываться над этим былонекогда. Надо было придумать такую прическу, чтоб сразить Муромского наповал.Волосы, как мне казалось, были моим главным достоинством. Я никогда их некрасила, потому что не было необходимости. Многие девчонки хотели бы иметьтакой цвет волос, рыжий с густым медным отливом, но такой краски просто несуществовало.
Из прихожей снова послышалось:
--Ало. Это Валерий Алексеевич? Добрый вечер.Алексей Тимофеевич к вам не заходил? Нет? Ну, извините. До свидания.
Мать волновалась из-за того, что отец до сихпор не вернулся. Родители в последнее время стали часто ссориться. Я слушала повечерам, как они недовольно бубнили в спальне. Иногда, когда я подходила кдвери квартиры до меня доносились вопли матери. Она пронзительно кричала наотца, обвиняла его в чем-то. Но как только я начинала отпирать дверь, наступалатишина, и, войдя, я заставала предков в разных углах.
В последнее время такое стало происходить всечаще. Наверное, это беспокоило бы меня больше, если бы голова не была занятасвоими проблемами, любовными. Вот и сейчас я, не обращая внимания на беспокойствоматери, ждала звонка от Ритки, девчонки, с которой сидела за одной партой икоторой доверяла некоторый свои секреты. Я поручила ей узнать кое-что о Линке иМуромском. Она всегда все про всех знала и была предана мне, потому чторегулярно списывала у меня английский.
