Ей стало не по себе. Да и может ли быть иначе с таким человеком?
Антония, словно почувствовав что-то, решила вмешаться.
— Никос, Эмерсон ждет не дождется, хочет выпить с вами. — С этими словами она тронула его за рукав, и Мишель на миг затаила дыхание, представив, что вот он сейчас отодвинет руку Антонии и скажет, что останется здесь.
По его лицу словно пробежала тень, затем он улыбнулся, с шутливой покорностью склонил голову и последовал за хозяйкой.
— Ты знакома с ним.
Мишель открыла рот, чтобы возразить, но Джереми не дал ей ничего сказать.
— А я-то, подумать только, корчил из себя благовоспитанного мальчика, — проговорил он с усмешкой, шутовски приветственным жестом подняв свой бокал и окидывая ее взглядом с головы до ног.
В ее зеленых глазах вспыхнули гневные золотые искорки.
— Достаточно только посмотреть на Никоса, как сразу становится ясно, что за дружба может быть у него с женщиной. Это непременно постель.
— Правда? — Мишель растянула губы в язвительной улыбке. — И ты смеешь в чем-то обвинять меня?
Объявление Антонии Бейтсон-Берроуз, что обед подан, пришлось как нельзя кстати.
— Я просто ревную, разве не понятно? — проговорил Джереми извиняющимся тоном, когда они шли в столовую.
«Ну, погоди, Никос Алессандрос, — мстительно подумала Мишель, — ты мне за все ответишь».
Опытная хозяйка, Антония ловко рассадила гостей так, что по одну сторону оказалось шестеро, по другую — пятеро, а она сама с Эмерсоном поместились во главе стола.
О, черт! Тринадцать человек за столом в пятницу тринадцатого числа. Хуже некуда.
«Даже и не думай об этом, не искушай судьбу», — шепнул ей внутренний голос, и в тот же миг она увидела Никоса напротив себя, прямо за стоявшей на столе цветочной композицией.
Эмерсон начал разливать вино, пока Атония хлопотала с первым блюдом.
— Ваше здоровье! — Сейчас произношение Никоса было безупречно. Он приветственно поднял бокал, и хотя его улыбка была вроде бы обращена ко всем сидящим за столом, он не сводил глаз с Мишель.
Великолепный вишийский суп уже после первой ложки показался Мишель совершенно безвкусным.
На второе были поданы креветки в пикантном соусе на салатных листьях. Мишель выпила немного прекрасного белого вина и перешла на охлажденную воду. Ей хотелось сохранить трезвую голову.
Между тем за столом шел разговор на самые разнообразные темы, среди прочего — о положении с государственным бюджетом, о вероятности налоговой реформы и ее влиянии на экономику.
— А вы что об этом думаете, Мишель?
Слова эти, произнесенные с легким акцентом, заставили ее смешаться.
— Да как вам сказать… А потом, от моего мнения вряд ли что-то зависит.
Молчаливое предложение Джереми наполнить бокал Никоса было безмолвно отвергнуто, что отнюдь не помешало Джереми наполнить свой.
— И все-таки, мне бы хотелось его услышать.
«Ну, прямо кот среди голубей, — подумала Мишель. — А что будет, если он нарвется на голубя, который его не боится? Что ж, поиграем».
— Насколько мне помнится, вы никогда особо не интересовались тем, что я думаю.
Он впился в ее глаза гипнотизирующим взглядом. Его губы разжались, приоткрыв ровные белые зубы, складки у уголков рта стали резче.
— И кто стал бы меня за это осуждать, pedhimou[2]?
Ласковый тон, каким это было сказано, резанул по ее натянутым нервам словно ножом.
— А сейчас — главное блюдо, — услышала она голос Антонии. Нанятые официанты принялись убирать грязные тарелки и приборы, заменяя их чистыми.
— Немного вина, Никос?
Эмерсон, как всегда радушный хозяин, был удостоен не более чем мимолетного взгляда:
— Спасибо, не надо. — И Никос опять сосредоточил внимание на Мишель. — Разве мне тогда нужно было что-то еще?
Ну, это уже ни в какие ворота… Все сидевшие за столом примолкли, с интересом ожидая, что будет дальше.
Цыпленок под лимонным соусом с тушеными овощами не смог вернуть Мишель пропавший аппетит. Она потыкала вилкой цыпленка, попробовала овощи и отложила прибор.
«Господи, когда же все это кончится!» — думала она, изредка поднося ко рту бокал с водой.
Однако впереди были еще десерт, сыр и кофе. Пройдет еще целый час, прежде чем можно будет под каким-нибудь благовидным предлогом встать и уйти.
Джереми склонился к ней, положив руку на спинку ее стула.
— Скажи, дорогая, — произнес он заговорщицким тоном. — Он что, действительно так могуч в постели?
Мишель не удостоила его ответом и, старательно отводя взгляд от Никоса, завела разговор с сидевшим рядом мужчиной. Позже она не могла даже вспомнить, о чем они говорили.
На десерт было подано экзотическое блюдо, состоявшее из пахлавы, свежих фруктов и крема с коньяком.
Мишель съела лишь несколько виноградин.
— А не перейти ли нам в гостиную и там выпить кофе? — предложила Антония, увидев, что все с довольным видом отодвинулись от стола.
Это были самые прекрасные слова, произнесенные за последние несколько часов, и Мишель, вставая со стула и направляясь к родителям, с трудом заставила себя идти спокойно.
Шанталь Жерар устремила на дочь задумчивый взгляд.
— Я понятия не имела, что ты знакома с Никосом Алессандросом.
Деньги — важная вещь. Происхождение, конечно, тоже. У Бейтсон-Берроузов есть и то, и другое. Однако состояние Алессандроса так просто не сбросишь со счетов.
Мишель словно воочию видела, как крутятся шарики в голове у матери.
— Я хочу уйти пораньше.
— Едешь куда-нибудь с Джереми, дорогая?
— Нет.
— Попятно, — многозначительно сказала Шанталь. — Поговорим утром.
— Поверь, татап, мне совершенно нечего тебе сказать. — Мишель еле сдерживала раздражение, глядя па поднятую в немом укоре бровь матери. — Совершенно нечего, — повторила она спокойно.
— Если ты немножко подождешь, мы подбросим тебя до дома.
Надо было приехать на своей машине. Послушалась Джереми, которому непременно хотелось за ней заехать. Очень неразумно, усмехнулась Мишель про себя.
До дома было меньше километра, так что, будь это днем, она спокойно дошла бы пешком. Однако идти одной ночью — совсем другое дело.
— Я вызову такси.
Антония между тем угощала гостей кофе отменной марки, вместе с которым были поданы ликер, сливки, молоко, крохотное, на один укус, печенье и бельгийский шоколад разных сортов.