Кристиано натянул на голову черную вязаную шапку, выдохнул облачко пара и направил луч фонарика во двор.
Слой снега покрывал гравий, старую заржавелую качалку, мусорные баки, кучу кирпичей и фургон. Шоссе, проложенное перед самым домом, уходило вдаль нетронутой белой полосой. Ни единого следа от шин, ровная белизна. Вдалеке по-прежнему лаяла собака.
Он прикрыл дверь и получше заправил пижаму в сапоги.
"Ну, давай. Пустяки. Всего делов-то? Стреляешь ему в башку, главное — прямо в башку, а то скулить начнет, и тебе придется палить еще раз, а потом сразу домой. Десять минут — и ты снова в постели. Вперед, боец!" — Отцовское напутствие, которым тот поднял его с кровати, звучало в ушах.
Он поднял глаза. За стеклом виднелся темный силуэт: отец знаками подгонял его. Кристиано засунул пистолет в трусы. От соприкосновения с холодной сталью у него поджались яйца.
Он кивнул отцу и двинул неровным шагом к задам дома, чувствуя, как сердце начинает биться все быстрее.
3.
Рино Дзена смотрел из окна, как его сын выходит из дома в снежную ночь.
Пиво и граппа закончились. Что само по себе хреново, но если к тому же в ушах у тебя свистит так, что лопаются перепонки, это становится серьезной проблемой.
Шум в ушах возник, когда Рино пальнул в дверь ванной, и, хотя прошла уже неделя, он не утихал.
"Чего доброго, лопнула барабанная перепонка. Надо бы врачу показаться", — сказал он себе, зажигая сигарету.
Но Рино Дзена поклялся, что в поликлинике он появится только вперед ногами.
Он не даст заманить себя в ловушку.
"Сначала эти ублюдки пошлют тебя сдавать анализы, потом начнется бодяга — и все, поминай как звали. Не угробят болезни — угробят долги, в которые влезешь, чтобы поправиться"
Вечер Рино Дзена провел, валяясь в стельку пьяный в кресле перед телевизором. Вместо глаз — две щелки, челюсть отвисла, в руке банка пива. Пытался смотреть идиотскую передачу, несмотря на то что картинка то и дело плыла у него перед глазами.
Он понял только, что два мужика согласились, бог знает зачем, обменяться на недельку женами.
Они там на телевидении совсем охренели. Чтоб история вышла попикантнее, первая семья были голодранцы с самого юга, а вторая — римляне, у которых денег до жопы.
Бедный муж работал кузовщиком. Богатый, из тех мудил, которым все надо разжевывать, был как-то связан с рекламой. Само собой, жена кузовщика была отвратная мымра, а та, вторая, — блондинистая красотка с ногами от шеи. Торчала с утра до вечера в фитнес-клубе, учила всех правильно дышать.
В конце концов история увлекла Рино, и он за этим делом прикончил бутылку граппы.
В доме рекламщика мымру из Калабрии все невзлюбили, потому что она не выпускала из рук жидкость для мойки стекол, и стоило тебе присесть на диван, как она начинала причитать, что ты ей все подушки замусолишь. Уже через день ее шпыняли, как чернокожую прислугу, а она и довольна.
Рино больше интересовало, как шли дела в Козенце[1]. Кузовщик носился с фифой, словно это была леди Диана. Рино надеялся, что кузовщик на дурачка все же подкатит к потаскухе и вставит ей по самое не могу. Хоть она и строила из себя всю такую утонченную, было ясно, что у самой просто свербит.
— Иди сюда, сука! Я тебе покажу, как это делают в доме Дзены! — заорал Рино, запустив банкой в телевизор.
Он прекрасно знал, что все это подстроено, что вся эта история такая же настоящая, как сумочки, которые негры толкают у дверей универмагов.
Потом он ненадолго заснул. Проснулся с ощущением, что во рту у него лежит дохлая жаба. Виски раскалывались от боли.
Он порыскал по дому, ища что-нибудь выпить, чтобы затихла боль.
Наконец, в самой глубине кухонного шкафчика, он отыскал запыленную бутыль с грушей в граппе. Бог его знает, сколько она там простояла. Жидкости внутри уже почти не осталось, но сама груша на вид была еще вполне себе сочная. Он разбил бутылку о раковину и, согнувшись над столом, начал обсасывать грушу. Тут его ухо резанул собачий лай. Псина никак не могла успокоиться. Он не сразу сообразил, что это ублюдок с мебельной фабрики Кастардина. Днем он тихо сидел себе в будке, а ночью принимался лаять и не замолкал до самой зари.
Возможно, старик Кастардин даже не догадывался об этом. По окончании рабочего дня он садился в свой огромный, как катафалк, "БМВ" и ехал в клуб просаживать деньги в покер. В городке говорили, что он настоящий игрок, старой закалки, из тех, кто умеет проигрывать.
Это означало, что проигрывал он молча, не раскрывая рта.
Таким манером он с достоинством проматывал деньги, которые наваривал на своей картонной мебели, а его проклятый пес разорялся всю ночь напролет.
Скажи ему кто-нибудь об этом, он, со своим старомодным достоинством, ответил бы, что там вокруг одни ангары. И вообще, кому мешает собака, которая просто выполняет свой долг? Рино готов был дать на отсечение руку и обе ноги, что этому игроку старой закалки даже не закралась в голову мысль о том, что в нескольких сотнях метрах от фабрики стоит дом, в котором спит ребенок.
Ребенок, которому утром в школу.
"Вот и отлично, — сказал себе Рино Дзена, доставая из ящика пистолет, — завтра у тебя будет шанс продемонстрировать всему миру свою безграничную выдержку, когда найдешь любимого пса с дыркой в черепе".
4.
Кристиано решил пробираться к мебельной фабрике огородами. Хотя шоссе занесено снегом, все же кто-нибудь мог и проехать.
За дом свет от фонаря не доходил, и здесь была полная темень. Луч фонарика осветил перекошенную морду "Рено- 5", бетономешалку, излохмаченные останки надувного бассейна, пластмассовый стул, сухой скелет яблони и двухметровую ограду.
Кристиано выскочил на улицу, не успев помочиться. Можно было справить нужду прямо здесь, но он решил, что лучше не надо, слишком холодно, сперва надо покончить с этой историей.
Он придвинул стул к ограде, залез на него, зажал в зубах фонарик, вцепился пальцами в сетку и подтянулся. Перебросил ногу на ту сторону, но внизу штанина зацепилась за проволоку. Попробовал отцепиться — не получалось. В конце концов он бросил фонарь на землю и спрыгнул вниз, услышав треск рвущейся ткани и ощутив боль в ноге.
Он лежал на спине в мокрой траве, по лицу стекал тающий снег. Потом он поднялся на ноги и просунул руку в образовавшуюся в пижаме большую дыру. На внутренней стороне бедра была длинная царапина, не такая глубокая, чтобы шла кровь. Пистолет по-прежнему оттягивал трусы.
Кристиано подобрал фонарик и начал пробираться через колючий кустарник вдоль заводских заборов, то и дело увязая в грязи.
