Не успела она развернуться и уйти на кухню, как дверь в комнату сына открылась и выпустила ей на глаза виноватого Пашку - всегда на него материнские слезы быстро и безотказно действовали. Если не злоупотреблять ими, конечно. А она и не злоупотребляет – просто сегодня случай особенный. Раз Жанночка сказала Пашку привезти, значит, надо его привезти.
— Мам, да поеду я, поеду. Не реви только, ладно? Сейчас позвоню, ребят предупрежу. А кроссовки мои старые где?
— Не знаю, Паш. Да ты новые надень! Те, что тебе тетя Жанна недавно купила, фирменные. Там какие–то люди нынче серьезные собираются, нехорошо быть плохо одетым. Левушку подведешь. А ребята твои обойдутся, можно и не звонить. Подумаешь, репетиция у них… Что еще за репетиции такие, ей богу? Вы что, выступать где–то собираетесь с вашей суматошной крикливой музычкой? Лучше бы занимался больше, а не на гитаре бренчал попусту! Кстати, ты ее с собой не забудь взять, тетя Жанна просила напомнить…
— А зачем? – снова начал заводиться Пашка. — Зачем тети Жанниным гостям слушать мою крикливую музычку, как ты говоришь? Раз она такая суматошная и крикливая, так и не надо! На вкус и цвет, мамочка, товарищей нет!
— Ну ладно, ладно, вечно ты ворчишь на меня… Ну сказала мать не то, уж и простить ей нельзя? Иди вон лучше сеструху поторопи, а то и умыться не успеешь.
— Мам, а может, и Маргошу захватим? Она быстро соберется, тут же рядом!
— Нет, сынок, неудобно. Они про Маргошку ничего не говорили. По–моему, она им не очень и нравится, девица твоя. Да и в машине для нее места не будет…
Не любила Ася Пашкиной девушки. Не приросла к ней отчего–то душа. Хоть и встречался с ней Пашка пять лет уже, с восьмого их школьного класса, а вот не приветилась она ей. Да и Маргоша в дружбу особо не стремилась, только улыбалась вежливо–равнодушно, приходя в гости, и все…
Левушкин «лексус» уже ждал их у подъезда. Жанна, развалившись внушительными телесами на первом сиденье, нервно и нетерпеливо курила в открытое окно и очень презентабельно смотрелась в кокетливо повязанном на голове по молодежной моде платочке и черных стильных очках, зачем–то присобаченных к этому платочку поверху. И правда, зачем – солнца–то никакого не было и в помине, небо еще с вечера заволокло хмурыми сентябрьскими тучами и вот–вот грозился пойти надоедливый осенний дождь. Но Ася знала – это он здесь, в городе, надоедливый, а в желто–красном осеннем лесу совсем даже и наоборот – тихий и задумчивый, оттеняющий влажно–теплую красоту природного чувственного увядания. И вообще, легкая сырость лесу всегда к лицу – и дышится легче, и краски мягче. И для быстро увядающей женской кожи эта лесная сырость жутко полезна…
— Привет, Аська! Здорово, Пал Палыч! Светка, наше вам с кисточкой… Садитесь быстрее, опаздываем! - улыбнулся им, выйдя из машины, Левушка. - Давай, Пашка, грузи гитару в багажник…
— Светка, ты с ума сошла? — выщелкнув окурок в окошко, недовольно уставилась Жанна на Свету и даже головой резко и возмущенно дернула так, что стильные ее очки чуть не свалились с платочка на нос. – Ты когда успела себя испохабить–то? Сейчас с такими соломенными патлами уже и не ходит никто! А ты, мать, куда смотрела? – обернулась она к уже примостившейся на заднем сиденье Асе.
— Да разве за ней усмотришь? – махнула рукой Ася расстроено. – Я сама, как вчера увидела, чуть в обморок не упала…
— Светка! Я понимаю, ты мать проигнорировала, она для тебя не авторитет. А со мной почему не посоветовалась? Ну, ты даешь… А я хотела тебя в понедельник на шопинг с собой взять! Приодеть хотела на сезон грядущий, а ты… Эх, ты…Сейчас и по магазинам–то приличным с тобой стыдно пройтись — на лахудру с рынка стала похожа. Не ожидала я от тебя…
— Ну, что теперь поделаешь, тетя Жанночка? Значит, не судьба мне с вами на шопинг попасть! И в самом деле, не позориться же? – садясь вслед за матерью в машину, с девчоночьим озорным вызовом произнесла Света, за что и была дернута Асей незаметно, но довольно–таки сильно за руку — заткнись, мол, я тебя умоляю…
Жанна любила брать с собой Свету на шопинг. Асю никогда не приглашала, а вот Свету любила. Да и сама Ася не претендовала на участие в этих походах по дорогущим магазинам. От одного только взгляда на ценники у нее нервная тошнота подступала к горлу и ступор какой–то находил – ну что она будет за советчица подруге в таком состоянии… За этими космически–невероятными цифрами она и одежды–то никакой не видела, а только корректировала их автоматически по отношению к величине своей зарплаты да замирала от ужаса. А Света – та ничего. От ужаса не замирала. У нее ж зарплаты еще своей не было, и коррекции тоже никакой, естественно, не было…
А на шопингах Жанна ласково называла Свету «дочей». «Ну как, доча, мне это идет?» — кокетливо–громко спрашивала она, косясь на молоденьких продавщиц, собравшихся поглазеть на этот миниатюрный спектакль под названием «успешная женщина с красивым ребенком на шопинге». Она и Светку в этих честолюбивых походах обряжала–экипировала полностью, может, даже и с большим еще удовольствием, чем себя. Образ из нее создавала, как писатель какой или художник. Или скульптор. Или модельер. Вдохновенно создавала, творчески–взахлеб. И Ася всегда радовалась потихоньку, что две ее основные и самые трудные материнские проблемы так удачно разрешились. И девочка престижно и дорого одета, потому как на девчачьи стильно–модные прикиды никакой родительской зарплаты вечно не хватает, и мальчик в хороший институт с военной кафедрой учиться пристроен, так что и армия даже ему не грозит…
— Господи, Пашка, как же ты на отца стал похож! — грустно произнес Лева, разглядывая его в зеркало заднего вида. — Он вот так же брови к переносице сводил, когда чем–то недоволен был … Чем недоволен–то, Пашка? А?
— Всем доволен. Счастлив даже. А что? С утра взяли и изнасиловали, можно сказать… Отчего ж не получить удовольствие?
— Ого! – рассмеялся весело Лева. — Смотри, как мы отвечаем!Весь, весь отцовский строптивый характер… Ну, да ничего, Пашка. Вот закончишь институт – и сразу ко мне на фирму пойдешь. Я тебе другой характер сделаю. И человека из тебя тоже сделаю. Мне преданные люди ой как нужны! И деньги я тебя научу делать. Без денег, Пашка, нынче человека как такового и нет вовсе. Ты учишься–то хоть как, а?
— Да нормально…
— Нравится?
— Да как вам сказать…
Теперь уже Пашку Ася изо всех сил дергала незаметно за рукав куртки – ну что за дети такие, ей богу! Ведь не маленькие уже, должны понимать, в конце концов, кто для них есть такие Лева с Жанночкой… Что, трудно сделать благодарное лицо хотя бы? Или ответить пожизнерадостнее? Убудет от них, что ли?
Минуя пустые в этот ранний час улицы, они выехали из города и помчались по недавно отремонтированному на манер западного шоссе. Дача Левы и Жанны была расположена в очень престижном пригороде, и потому дорогу эту делали довольно долго, кропотливо и тщательно. Зато ехать по ней теперь – удовольствие одно. Дождь все–таки надумал пойти, чертил наискось пунктирами–капельками параллельные прямые на окнах, и музыка из динамиков лилась соответствующая, грустная и совсем не модная. Музыка со старой пластинки их с Жанной и Левой молодости… Асе сразу вспомнилось, как они ездили на эту дачу раньше – тогда еще у Левы не было «лексуса», а был старенький, купленный с десятых рук раздолбанный жигуленок, и они сидели с Павликом так же на заднем сиденье, держа детей на руках, да и дача у Жанны с Левой была тогда еще не совсем дачей, а малюсеньким однокомнатным щитовым домиком в окружении картофельных да луковых грядок. Это сейчас там дворец настоящий…
