Кассандра слушала его рассказы затаив дыхание. В его устахкниги и истории делались реальными, оживали, и в такие минуты Кассандрачувствовала, что тоже наполняется жизнью. Шли недели, и Дольфу казалось, чтозатаенный страх, видевшийся ему в ее взоре, постепенно исчезает. Теперь вовремя их встреч в парке Кассандра вела себя иначе – веселее, раскованнее,радостнее.
Однажды, когда они прогуливались по берегу, вдыхая ароматсвежего весеннего ветерка, Дольф как бы в шутку спросил:
– Знаете ли вы, как сильно вы мне нравитесь?
– Значит, вы напишете обо мне книгу?
– Вы считаете, я должен это сделать?
Кассандра на миг опустила глаза, потом, взмахнув ресницами,покачала головой:
– Нет, не думаю. Обо мне писать нечего. В моей жизни не былони побед, ни достижений, ни свершений. Вообще ничего.
Синие и черные глаза продолжили этот разговор без слов –время для откровений еще не наступило. Потом Дольф спросил:
– Вы так думаете?
– Это правда. Я родилась, живу, потом умру. За мою жизнь мнепредстоит переменить множество нарядных платьев, посидеть на тысяче банкетов,бесчисленное количество раз сходить в оперу… Больше в моей жизни ничего небудет.
Кассандре было всего двадцать девять лет, но она давно ужесвыклась с мыслью о том, что от судьбы ей ждать нечего.
– А как же ваша пьеса?
Она лишь пожала плечами. Ответ был очевиден. Клетка, дажеесли она из золота, все равно клетка. Но Кассандра беззаботно рассмеялась:
– Поэтому сами видите, моя единственная на-дежда на славу ибессмертие – это вы. Вставьте меня в роман, превратите в какой-нибудьэкзотический персонаж.
Дольф не осмелился сказать ей, какое место она занимает вего воображении. Он взял ее под руку и так же шутливо ответил:
– Договорились. Готов учесть ваши пожелания. Кем вы хотелибы быть? Какая профессия кажется вам достаточно экзотической? Хотите, сделаювас шпионкой? Хотите – хирургом? Может быть, любовницей какого-нибудьзнаменитого человека?
Кассандра скорчила гримасу:
– Нет, Дольф, все это скучно. Дайте-ка подумать…
Они сели на траву, и она, сняв широкополую шляпу, распустилапо плечам свои светлые локоны.
– Пожалуй, сделайте меня актрисой… Примадонной лондонскойсцены… А потом… – Она наклонила голову и, сверкнув перстнями, стала накручиватьпрядь волос на палец. – А потом я поеду в Америку и стану там звездой.
– В Америку? А куда именно?
– В Нью-Йорк.
– А вы там бывали прежде?
Она кивнула:
– Да, мы ездили с отцом, когда мне исполнилось восемнадцать.Эта была сказка…
Кассандра запнулась. Еще чуть-чуть – и она начала бырассказывать Дольфу, как их принимали в Нью-Йорке миллиардеры Асторы, а вВашингтоне сам президент. Но говорить всего этого не следовало – Кассандра нехотела произвести впечатление, она хотела, чтобы Штерн стал ее другом. Не стоитиграть с ним в эти великосветские игры, подумала она. Каким бы знаменитым Дольфни стал, ему все равно никогда не сделаться своим в мире знатных и богатых. Обаони это понимали, но никогда вслух на эту тему не говорили.
– Так что там было? – спросил Дольф. Его худощавоекрасивое лицо было совсем рядом.
– Мы оба буквально влюбились в Нью-Йорк. Особенно я.
Кассандра вздохнула и несколько печально посмотрела на пруд.
– Нью-Йорк похож на Берлин?
Она пренебрежительно покачала головой, словно от этогодвижения Шарлоттенбургский замок и прочие берлинские красоты могли рассеяться,как туман.
– Нет, Нью-Йорк – он удивительный. Он новый, современный,деловой, волнующий.
– Вы хотите сказать, что Берлин – город скучный? – невыдержав, рассмеялся Дольф. Ему германская столица до сих пор казалась центроммира, городом, к которому подходили все те эпитеты, коими Кассандра наградилаНью-Йорк.
– Вы надо мной смеетесь, – с упреком сказала молодаяженщина, но в ее взгляде упрека не было.
Она успела полюбить эти совместные прогулки. Все чаще и чащеКассандра находила время, чтобы ускользнуть из дома, оставив позади всеповседневные заботы, и оказаться в парке как раз в то время, когда Дольфвыходил на прогулку.
Он ласково посмотрел на нее:
– Да, не стану отрицать. Надеюсь, вы не в обиде?
– Нет. – Помолчав, она добавила: – У меня такоечувство, будто я знаю вас лучше, чем кого бы то ни было на всем белом свете.
Дольф испытывал то же самое, и это вселяло в него тревогу.Кассандра превратилась для него в недостижимую мечту, иллюзию, обретавшуюреальность лишь на время кратких свиданий в парке.
– Вы ведь поняли, что я хотела сказать?
Штерн кивнул, не находя нужных слов. Он не хотел бы испугатьее. После этого прогулки могли прекратиться.
– Да, я понял.
На самом деле он понял ее гораздо лучше, чем ей моглопоказаться. Охваченный внезапным безумным порывом, Дольф взял ее за хрупкоезапястье и прошептал:
– Не выпить ли нам чаю?.. У меня дома?
– Сейчас?
Ее сердце затрепетало. Да, Кассандра очень хотела бы этого,но как же… Нет, это совершенно невозможно…
– Да, прямо сейчас, – кивнул он. – Или у вас естькакие-то другие дела?
Она медленно покачала головой:
– Других дел у меня нет.
Проще простого было бы сказать, что у нее назначена встречаили, допустим, приглашены гости. Но Кассандра не стала лгать. Она подняла нанего свои бездонные синие глаза и тихо сказала:
– С удовольствием.
Впервые они оставили пределы зеленого Эдема и, чересчуроживленно беседуя и смеясь – чтобы не выдать нервозности, – направились квыходу из парка. Дольф рассказывал Кассандре всякие смешные истории, а оназвонко смеялась, придерживая на ходу край широкополой шляпы.
Почему-то они, не сговариваясь, ускорили шаг. У обоих возниклоощущение, что цель, ради которой они несколько месяцев встречались возле пруда,близка.
Тяжелая резная дверь бесшумно раскрылась, и Кассандраоказалась в просторном мраморном холле. Возле антикварного бидермайеровскогостола на стене висела огромная картина в золоченой раме. Шаги гулко отдавалисьпод высокими сводами.
– Так вот где живет знаменитый писатель.
Дольф нервно улыбнулся и бросил шляпу на стол.
– По правде говоря, этот дом познаменитее меня. Всемнадцатом веке он принадлежал какому-то вельможе, да и в последующие столетиявладельцы этих чертогов были гораздо аристократичнее нынешнего хозяина.
