Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 75
Сразу следует оговориться. К экзаменам на ученые степени, разумеется, не допускались женщины. Поначалу императорский каллиграф господин Лу Синь пожелал изменить утверждение о том, что женщина по самой природе своей не может обладать государственной мудростью, и даже подготовил для императора постановление, разрешающее незамужним девицам из достойных семейств участвовать в экзаменах. Но долготерпеливый и смиреннейший император Жэнь-дин, глубоко раздосадованный очередной вздорной выходкой придворных дам, хозяйничавших во дворце сверх всяких понятий о приличиях, постановление не подписал и шепотом заметил господину Лу Синю, что «и так от них никакого спасения нет, пусть хоть в дела государства не вмешиваются».
Однако вернемся в Зал Возвышенной Мудрости. Экзамен, который предстоит сегодня выдержать четырнадцати соискателям, – самый ответственный и нелегкий, на степень цзиньши. Тему для экзаменационного сочинения назовет сам господин Лу Синь. Он же будет проверять работы, не доверяя этой чести никому из подчиненных. Господин Лу не первый год принимал экзамен, но его всегда охватывало некое волнение, когда он вглядывался в лица соискателей и читал сочинения, пытаясь обрести в их стройной каллиграфичности истину, необходимую собственному сердцу, окутанному плотным коконом церемониального одеяния.
Господин Лу Синь сидел в своем малом кабинете и читал небольшой, немного потрепавшийся по краям свиток. Видно было, что господин императорский каллиграф перечитывает его не в первый и даже не в сотый раз. Слуга, явившийся за господином, почтительно склонившись, ждал, когда Лу Синь закончит чтение и обратит на него внимание.
Лу Синь дочитал свиток, на миг закрыл глаза. Поцеловал бесценные, нетускнеющие иероглифы и бережно убрал свиток в яшмовый футляр. Футляр вложил в рукав и лишь тогда обратил взор на слугу.
– Великий господин! – сказал тот. – Все готово. В Зале Возвышенной Мудрости ждут вас, дабы начать экзамен.
– Да, – кивнул господин Лу Синь. Поднялся, поправил широкие полы халата. – Иду.
Когда императорский каллиграф вошел в экзаменационную залу, его никто не приветствовал вставанием или поклонами. Таковы были правила, и установил их сам Лу Синь. Тех, кто пришел отдать свои силы за степень цзиньши, считал Лу Синь, сами достойны всяческого поклонения. Кроме того, императорский каллиграф не терпел подобострастия.
Господин Лу Синь сел на отведенное ему место, немного помолчал, ощущая всем телом звенящую напряженную тишину, и сказал:
– Почтенные мужи! Выслушайте тему сегодняшнего сочинения! Она звучит так: «Блаженство одиночества».
Никакого выражения на лицах. Ни возгласов, ни вздохов, ни растерянных взглядов. Почтенные мужи все как один склонили головы к своим бумагам. Служитель вывел кистью на большой беломраморной доске четыре иероглифа – озвученную императорским каллиграфом тему сочинения. Зашелестели кисти, и императорский каллиграф подумал, что за годы, отданные постижению иероглифов, он научился определять по звуку, какого кисть качества: колонковые движутся легко и небрежно, соболиные – мягко, плавно, размеренно, барсучьи – резко, с особым, едва уловимым свистом при соприкосновении с бумагой…
Но какая заслуга в том, что ты слышишь, с каким звуком падает капля туши на бумагу, и не слышишь голоса той, которая стала для тебя вечной любовью и мучением?…
«Довольно! – приказал себе господин Лу Синь. – Благодарение Небесной Канцелярии, есть в этом мире достаточно вещей, которые куда важнее любви. Благо государства. Родовая честь. Поиск истины. Торжество справедливости… Ты сам-то себе веришь, Лу? Уже сколько лет прошло, а ты до сих пор еще безумен, и, если во дворце кто-нибудь при тебе упоминает имя Фэйянь, ты прячешь глаза и отворачиваешься от самых дорогих друзей!»
Лу Синь указательными пальцами помассировал виски. Длинные острые ногти привычно царапнули кожу. Массаж не спасал от мыслей, которые сам императорский каллиграф почитал запретными и недостойными, но позволял сосредоточиться на текущих делах и событиях.
Помогло. Лу Синь спокойным и строгим взглядом рассматривал соискателей на степень цзиньши. Удивительно, как все они молоды. Горячая кровь, драгоценные сердца, готовые растратить себя на постную чиновничью жизнь… Во втором ряду слева сидит на диво красивый юноша; в глазах – мечтание, в пальцах, ласкающих дорогую мэнчуаньскую кисть, – явный талант. Похоже, он брал уроки каллиграфии в Северной провинции, да и сам – бледный, немного томный – истинный северянин. Как-то он напишет сочинение? Если выдержит экзамен и получит хорошую должность, станет сердечной отравой для всех дворцовых красавиц, уж в этом-то господин Лу Синь мог не сомневаться.
Томный северный красавец в этот миг наклонился, расправляя изысканные складки на подоле своего халата, и – так уж получилось – господин Лу Синь встретился взглядом с тем юношей, что сидел прямо за упомянутым красавцем.
«Не может быть!» – Что «не может быть», Лу Синь пока до конца не уяснил. Мгновения текли, а он совершенно неприлично для своего сана пялился на соискателя должности цзиньши. Соискатель, кстати, оказался куда застенчивее императорского каллиграфа -тут же опустил глаза, продолжая споро выводить иероглифы, а потом и вовсе оперся на локоть, загораживая лицо пышным рукавом. Чем, кстати, возбудил в императорском каллиграфе еще большие подозрения.
«Небесная Канцелярия! – меж тем возмутился духом Лу Синь. – Для чего мне ниспослано это испытание? А я не сомневаюсь, что это испытание и ничто больше! Нет, я не позволю себе во второй раз совершить ту же ошибку. Напрасно закрываетесь рукавом, любезнейшая! Вы думаете, что провели всех, явившись в мужском наряде на государственный экзамен, однако меня не проведете!… Как у нее пунцовеют щеки, видно даже из-под рукава! И… Какое запястье – у нашего брата такого запястья вовек не отыскать. Негодница, негодница… Но что же делать? Не устраивать же прямо сейчас позорное разбирательство и разоблачение! А если еще и до императора дойдет, что мои подчиненные оплошали и пропустили на экзамен переодетую девицу… о, я представляю, как будет недоволен и возмущен император! Нет, какова нахалка! Откуда только она взялась на мою многогрешную голову?! Погоди же, злонамеренная девица, я твое жалкое сочиненьице так разгромлю, что навеки заречешься искать равной с мужчинами доли, раскаешься, выйдешь замуж, родишь детей и всю жизнь просидишь безвыходно во внутренних покоях!»
Мысленно отчитав соискателя, подозревавшегося в том, что он соискательница, Лу Синь внезапно успокоился и даже почувствовал некоторый подъем настроения. Верно говорят: неженатый мужчина желчен, а женатому легко – вся желчь расходуется на ежедневное держание в узде дражайшей половины, так для собственного здоровья полезнее. Взять хотя бы брата Яна: с тех пор как он женился на своей оборотнихе, переменился и характером, и взглядами на жизнь. Правда, Лу Синь не всегда понимал, кто кого в этой оборотничьей семье воспитывает. Очень уж супруга брата была норовиста и – в соответствии с норовом – клыкаста, когтиста и даже, по признаниям Яна, местами шипаста.
Меж тем в экзаменационную залу внесли первый шелковый фонарь – большой и медово-желтый, как перезревшая тыква. Он неярко мерцал и покачивался в руках служителя. Шелковый фонарь означал, что миновал первый час экзаменов. Еще ждать два фонаря, то есть в течении двух часов заняться императорскому каллиграфу решительно нечем. Разве что…
Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 75
