— Только этим себя и утешаю, — улыбнулся я. — Беги, а то автобус уедет без тебя и нам вообще не придется скучать. Я люблю тебя.
— А я — тебя, — она вошла в салон и помахала рукой на прощание. — До встречи!
Двери закрылись, и, поднимая клубы густой дорожной пыли, автобус исчез за поворотом узкой поселковой дороги.
— Только мучает меня нехорошее предчувствие, что скучать-то мне как раз и не придется, — проворчал я, поворачиваясь к сидевшему за рулем машины Разумовскому. — Ну, разлучник, жены ты меня лишил на целый месяц. А теперь попытайся объяснить, зачем ты это сделал.
Не надо было быть тонким психологом, чтобы понять, что священник чем-то сильно расстроен. С той самой минуты, как он приехал к нам, с его лица не сходило отрешенно-мрачное выражение. На мои вопросы он отвечал невпопад, витая мыслями где-то далеко от окружающей его реальности.
В таком состоянии я видел его впервые. Даже в те времена, когда я еще работал в уголовном розыске и настырный батюшка в качестве «общественной нагрузки» мучил меня криминальными проблемами своих прихожан, он был куда более собран и напорист.
То, что священник находится в шоке, я понял еще вчера, во время нашего с ним телефонного разговора. И именно вчера интуиция, еще не успевшая задремать после моей отставки из угро, шепнула мне: «Как ты относишься к неприятностям? Впрочем, это неважно — они уже начинаются».
И зная батюшку, я подозревал, что одними неприятностями мы не обойдемся. Иначе чего ради иерею потребовалось срочно отправлять наших жен подальше от дома, залегендировав их отъезд невразумительными пояснениями о «пропадающих путевках в пансионат отдыха на берегу Черного моря»? В наше время такие путевки не могут пропадать, а уж тем более не могут они стоить так дешево, как предложил их нам Разумовский. В отличие от обрадованных такой возможностью девушек, я это понимал хорошо… Нет, если бы я ехал вместе с ними, то тоже с удовольствием принимал бы желаемое за действительное, но так как я оставался… Да и рефлекс, выработанный у меня иереем, безошибочно указывал на стереотипное начало надвигающихся проблем.
Дело в том, что бывший офицер спецназа, а впоследствии и уголовного розыска, Разумовский, приняв рукоположение, свое призвание «духовного поводыря» трактовал непозволительно вольно для священнослужителя православной церкви, так и не сумев искоренить в своей душе нетерпимость к людской жадности и подлости. Тридцатитрехлетний священник относился к той категории мужчин, у которых призвание оберегать и защищать существовало на «генном уровне»…
Может быть, это и хорошо, но беда заключалась в том, что защищал и оберегал своих прихожан он отнюдь не теми способами и средствами, которые находились в арсенале священнослужителей, а переносил их в настоящее из своего «спецназо-розыскного» прошлого. Но так как испокон веку одному в поле быть воином сложно, то я состоял при нем в роли недобровольного Алеши Поповича.
Началось это мучение несколько лет назад, когда я опрометчиво способствовал раскрытию кражи икон из церкви, где нес службу Разумовский, По моим самым скромным подсчетам, с тех пор мы с отцом Владимиром раскрыли около двух дюжин уголовных дел, попутно нарушив около половины статей уголовного кодекса и добрую половину церковных заповедей. Но если еще год назад, когда я носил погоны капитана и обладал некоторыми возможностями оперативного уполномоченного, эта «халтура» была хотя и обременительной, но вполне естественной, то теперь, когда я с женой жил в ста километрах от ближайшего города и зарабатывал себе на пропитание сугубо гражданской работой на компьютере, мне было даже интересно — о какой же помощи можно просить человека, давно отошедшего от дел криминальных?
Сказать по правде, подобные авантюры были мне не слишком-то по душе, но так уж получалось, что до сей поры мне не удавалось найти убедительных доводов, чтобы отказаться от сумасбродных просьб батюшки. Не потому, что я альтруист или идейный борец с преступностью, отнюдь нет. Просто так уж получалось, что Разумовский обращался ко мне за помощью, предварительно влипнув в дело «по уши», а бросать друзей в беде было не в моих правилах. Да и преступления бывают такие, что нормальный человек не в силах спокойно закрыть на них глаза, тем более если он чем-то может повлиять на исход событий… Только почему-то мне такие дела подворачивались чересчур часто. Как говорят индусы — карма… Или все же последствия деятельности неугомонного иерея? Слаб я в философии. Но причинно-следственную связь выявил точно. Причина — иерей, следствие — неприятности.
— Батюшка, ты в приметы веришь? — поинтересовался я. — Например, если вам перебежала дорогу черная кошка — ждите неприятностей. Или, если к вам обращается с просьбой отец Владимир — готовьтесь к проблемам. Ну и так далее…
— У тебя психика крепкая? — спросил Разумовский. — Кошмары по ночам не мучают?
— Многообещающее начало, — насторожился я. — Даже боюсь отвечать… Полагаю, что оптимальным ответом для меня будет: нежная, слабая и легко травмируемая… А что?
— Сейчас узнаешь, — пообещал иерей. — Садись в машину, поехали. У тебя видеомагнитофон работает? Ехать придется к тебе — за моим домом установлено наблюдение. И не исключена возможность покушения.
— То, что ты вляпался в какую-то гадость, я уже понял. Ты нашел поименные списки масонской ложи в России или откопал пропавшее золото партии?
— Смейся-смейся, до дома доедем — не до шуток будет. Покажу тебе одну кассету, отечественного производства. Полюбуешься, какие сказки сейчас смотрит «новая» Россия… Месяц назад в деревушке, что находится в трех километрах от моей церкви, поселился мужчина, представившийся мне Игорем Николаевичем. Мне показалось, что он был чем-то сильно напуган. И как показали дальнейшие события — не напрасно… Оставил мне на хранение видеокассету. Попросил спрятать ее как можно надежнее и ни в коем случае не смотреть до той поры, пока с ним не случится какое-нибудь несчастье. А если таковое случится, то отнести ее, не мешкая, в Федеральную службу безопасности. Три дня назад дом, в котором он снимал комнату, сгорел, а на пепелище обнаружены человеческие останки. Как ты понимаешь, чей это труп — гадать не приходится… А еще через день я обнаружил у себя дома следы плохо замаскированного обыска. Из вещей ничего не пропало, но перерыто все с завидной тщательностью… Алене я ничего не сказал, чтобы не пугать, но кассету все же просмотрел… И тут же позвонил тебе.
— Компромат на кого-то? — предположил я. — Если на политиков, можешь выкинуть ее в пруд. В России компромат на политиков не проходит, у нас каждый ребенок понимает, кто такие «политики России». Они это тоже знают, так что пытаться выкрасть ее или отнять никто не будет. Выкини ее или отнеси в ФСБ — результат все равно один и тот же.
— Это не компромат. Посмотришь — поймешь. А потом определимся: нести ее в ФСБ или нет… Но, в любом случае, рисковать жизнью своей семьи я не стал. Потому и воспользовался старыми связями, достал путевки в пансионат, придумал легенду о случайно подвернувшейся возможности отдохнуть на юге и отправил жену с дочерью подальше от дома…
