— Придворный маршал Секлис, состоящий на службе при королевском дворе, и смею вам заметить, что, участвуя в этом подлом и трусливом нападении, вы навлекаете на себя гнев всего братства Геда.
При упоминании звания Секлиса гвардеец поежился, но столь же дерзко ответил:
— Братство Геда, как и сам Гед, далеко отсюда, господин маршал! И если вы настаиваете на том, чтобы разделить судьбу этого так называемого короля, я боюсь, что ваши собратья по ордену никогда не узнают о том, что здесь произошло.
— Разделить его судьбу, говорите? — переспросил Секлис. — Видит Гед, я просто из чувства самосохранения скорее разделю его судьбу, чем вашу.
— Ну-ну, — замялся гвардеец, не зная, как ответить на такое заявление. Затем он привел новый довод:
— Я слышал, что этот человек пожертвовал паладином Геда, чтобы спасти свою шкуру. Неужели почтенный орден великого святого так спокойно воспримет эту потерю? И потом, что же это за король такой, что за командир, если уж на то пошло? Если у вас осталось хоть какое-то понятие о чести, вы должны немедленно покинуть его и перейти на нашу сторону. Пакс зажгла волшебное сияние и шагнула вперед.
— Господин капитан, если вы не знаете точно, о чем собираетесь сказать, то лучше промолчите. Этот король никогда не жертвовал паладином. Я — тот самый паладин, который участвовал в поисках законного наследника престола Лионии, и теперь я намерена сделать все, чтобы он взошел на трон. Как видите, никто мною не пожертвовал.
В волшебном свете было видно, как округлились глаза гвардейского командира. Побледнев, он пробормотал:
— Вы… но я же слышал…
— То, что вы слышали, командир, — это ложь. Пакс услышала, как тревожно зашептались между собой офицеры, сопровождавшие командира гвардейцев. В ответ ее волшебное сияние засверкало еще ярче.
— Будете ли вы рисковать своей жизнью и более чем жизнью — своей душой, выступая против паладина, маршалов Геда и короля Лионии?
— У меня приказ, — сухо, по-военному ответил гвардеец.
— Приказ, который противоречит приказу вашего законного правителя — наследного принца.
— Он еще не коронован, — перебил ее гвардеец, — и до Праздника начала лета… Пакс расхохоталась:
— Господин капитан, вы ведете спор, как судья, но не как солдат. Если наследный принц не станет жертвой какого-нибудь коварного заговора, как это случилось с королем Лионии, он уже сейчас имеет полное право действовать так, как подобает королю. Вам должно быть известно, что Совет Регентов и принц предоставили королю Лионии не только право прохода по территории страны, но также обеспечили ему королевский эскорт. Разве вам раньше никогда не доводилось видеть форму королевской стражи Тсайи?
— Может быть, он просто их подкупил… в смысле — нанял, — сбивчиво возразил гвардейский капитан. Услышав это, даже мрачно молчавшие до того рыцари королевской стражи рассмеялись.
— Никто здесь никого не нанимал, и вы прекрасно это знаете. Вы также знаете, что король Лионии направляется в свою страну с согласия и при полной поддержке как Регентского Совета, так и наследного принца.
— Но без согласия барона Верракая, — громогласно возразил гвардеец. — А он мой сюзерен, и я выполняю только его приказы.
— Итак, барон Верракай поднимает мятеж против правящего дома Тсайи? — переспросила Пакс. Вновь в рядах сопровождавших ее собеседника офицеров послышались перешептывания и недовольные возгласы. — Мятеж и сговор с вероятным противником — Паргуном, — уточнила Пакс.
— Нет… Это не так… Но в любом случае барон не собирается следовать указаниям сопливого мальчишки…
— …Который является его королем. Я все более утверждаюсь во мнении, что все это — не что иное, как мятеж, — сказал придворный маршал. — И по возвращении я буду вынужден доложить об этом на Совете.
— О каком возвращении вы говорите, господин маршал? Лично мне кажется, что никто из вас никуда не вернется, — зло процедил сквозь зубы гвардейский капитан. — Разумеется, если вы не согласитесь отречься от поддержки этого так называемого короля. Мы о нем и без того премного наслышаны: кровожадный, коварный и жестокий наемник — вот и все, что можно сказать об этом человеке. И что бы он вам ни наговорил о своем происхождении — все это ложь.
— Что, и это тоже — ложь? — Король шагнул вперед и встал рядом с Паксенаррион и придворным маршалом. Выхватив эльфийский клинок, он поднял его над головой, и меч засверкал даже сильнее, чем волшебное сияние Пакс. — Ну что? По-моему, этот клинок не похож ни на один из тех, что вам доводилось видеть. Уверяю вас, что никто другой не может взять его в руки. Этот меч был выкован для принца Лионии, затем он был потерян, и лишь когда я впервые взял его в руки, он подтвердил мое право владеть им. Я повторяю свой вопрос, капитан: все это, по-вашему, тоже ложь?
Гвардеец прикусил губу и лишь молча переводил взгляд с одного собеседника на другого, затем на третьего. Потом, собрав в кулак всю свою волю, он покачал головой и сказал:
— Все это не имеет никакого значения. Вы — Пелан, как я понимаю. У меня приказ не пропускать вас ни на каких условиях. Вы и ваши солдаты приговорены к смерти за предательство, заговор с целью захвата власти и вторжение на чужую территорию. Что касается остальных, то если они отрекутся от вас и поклянутся, что они по доброй воле не принимали участия в вышеназванных преступлениях, мы сохраним им жизнь, объявив своими пленниками. Если они продолжат сражаться на вашей стороне, их ждет та же участь, что и вас. Все сопротивляющиеся будут убиты.
— Капитан, вы предлагаете мне выгодные условия. — Не без труда Пелану удалось сохранить презрение и иронию в голосе.
— Ваше положение не дает вам большего выбора, — в свою очередь еще более суровым и грозным голосом возразил капитан. — Мы превосходим вас по численности. Вы находитесь в окружении на невыгодной для ведения боя территории. У вас нет ни пищи, ни воды, ни укрытия, ни лекарств для ваших раненых…
— Которых вы все равно собираетесь убить, — напомнил король. — Клянусь всеми богами, капитан! Если нам все равно суждено умереть, то к чему нам припасы? И осмелюсь предположить, что вам глубоко наплевать на судьбу наших раненых. Поскольку, согласно вашим словам, я и мои солдаты все равно приговорены к смерти, нам остается только проверить, скольких из ваших подчиненных мы сможем забрать с собой на тот свет.
— А что скажете вы, господа? — С этим вопросом гвардеец обратился к маршалу и Аммерлину.
— Для меня большая честь и, осмелюсь признаться, большое удовольствие — служить королю Лионии так же верно, как я служил нашему принцу, — отчеканил Аммерлин. — Я знаю, что такое приказ и что такое верность присяге. Могу лишь предупредить вас о том, что королевская стража — как солдаты, так и рыцари — будут для вас для не самым удобным и легким противником. Я с удовольствием запишу на свой счет еще многих из тех, кто осмелился поднять мятеж против законного правителя этой страны. Можете передать это своим подчиненным.
