— Судья, вы не можете допустить, чтобы это…
— Я дам вам возможность высказаться.
— …дешевое надувательство…
— Мистер Крамер!
— …повлияло…
— МИСТЕР КРАМЕР!
Крамер умолк.
— Вот что, мистер Крамер, — произнес Ковитский. — Я полагаю, вам знаком голос миссис Раскин. Вы согласны с тем, что это был ее голос?
— Возможно, но дело не в том. Дело в том, что…
— Минуточку. Если это все же ее голос — то, что вы только что слышали, отличается от показаний миссис Раскин перед большим жюри?
— Судья… это же бред какой-то! По этой пленке вообще не поймешь, что там происходит!
— Мистер Крамер, отличается или нет?
— Расхождения есть.
— «Расхождения есть» и «отличается» — это одно и тоже?
— Судья, ведь невозможно установить, при каких обстоятельствах произведена запись!
— Prima facie, мистер Крамер, отличается?
— Prima facie отличается. Но вы не можете допустить, чтобы это дешевое надувательство… — он презрительно махнул рукой в сторону Мак-Коя, — повлияло на ваше…
— Мистер Крамер…
— …решение! — Крамер видел, что судья постепенно набычивается. Под зрачками начала проглядывать белизна. Море пошло пенными барашками. Но Крамер не мог себя сдержать. — Ведь так просто: большое жюри вынесло законное решение! Вы не… это слушание не имеет юрисдикции над…
— Мистер Крамер…
— …над процессуально безупречным вердиктом большого жюри!
— БЛАГОДАРЮ ВАС ЗА ЦЕННЫЙ СОВЕТ, МИСТЕР КРАМЕР!
Помощник прокурора замер с открытым ртом.
— Позвольте напомнить вам, — проговорил Ковитский, — что я являюсь судьей по надзору за работой большого жюри, и мне не нравится, что показания основного свидетеля в этом деле могут оказаться ложными.
Весь кипя, Крамер затряс головой.
— Ничто из того, что эти два… индивида… — он снова махнул рукой в сторону Мак-Коя, — говорили в своем любовном гнездышке… — Он опять затряс головой, от ярости не находя слов, чтобы закончить фразу.
— Иногда именно так и выходит наружу истина, мистер Крамер.
— Истина? Двое избалованных богачей, причем один из них заряжен, как подсадная наседка, пытаются уверить в чем-то народ, собравшийся в зале суда…
Выпалив все это, Крамер понял, что совершил ошибку, но остановиться уже не мог.
— …и еще тысячу людей, ожидающих снаружи, людей, которые ловят каждое наше слово! Попробуйте сказать им…
Он не договорил. Зрачки Ковитского снова плавали в бурном море. Крамер ожидал очередного взрыва, но Ковитский на этот раз сделал нечто худшее. Он улыбнулся. С опущенной головой, с выставленным клювом, с барражирующими над океаном зрачками, он улыбался.
— Спасибо, мистер Крамер. Я попробую.
Когда судья Ковитский возвратился в зал, собравшиеся, предоставленные самим себе, вовсю веселились, перекрикивались, хихикали, расхаживали туда-сюда, корчили рожи и всячески показывали взводу судебной охраны, кто здесь хозяин. При виде Ковитского они слегка приутихли, но скорее из любопытства, нежели из-за чего-либо еще. Атмосфера оставалась накаленной.
Шерман и Киллиан направились к столу защиты сбоку от судейского помоста, и вновь писклявый фальцет затянул:
— Шееер-маааан…
Крамер стоял возле секретаря и разговаривал с высоким белым мужчиной в дешевом габардиновом костюме.
— Это тот самый Берни Фицгиббон, о котором вы слышали, но верой в которого не прониклись, — сказал Киллиан и усмехнулся. Потом добавил, указывая на Крамера: — Следите за физиономией этого паршивца.
Шерман, ничего не понимая, стал смотреть.
Ковитский пока еще не поднялся на свой помост. Стоял шагах в пяти, переговариваясь со своим рыжеволосым консультантом. Шум в зрительской части зала нарастал. Ковитский медленно взошел на помост, ни разу не взглянув в зал. Остановился у стола, глядя куда-то себе под ноги.
И вдруг:
БАБАХ!
Вишневый молоток грохнул как бомба.
— ЭЙ, ВЫ, ТАМ! МОЛЧАТЬ И СЕСТЬ!
Зал на миг замер, пораженный громоподобным голосом этого маленького человечка.
— ТАК ВЫ, ДЕЙСТВИТЕЛЬНО… ХОТИТЕ… ИСПЫТАТЬ… ВЛАСТЬ СУДА?
Зрители начали молча разбредаться по местам.
— Очень хорошо. Значит, так по делу «Народ против Шермана Мак-Коя» вынесено решение большого жюри. Своей властью судьи по надзору за работой большого жюри, без предубеждения выслушав стороны, в интересах правосудия я объявляю это решение недействительным с правом обжалования окружному прокурору.
— Ваша честь! — Крамер вскочил на ноги, поднял руку.
— Мистер Крамер…
— Своими действиями вы наносите непоправимый вред не только данному делу народа против Мак-Коя…
— Мистер Крамер…
— …но и народу как таковому. Ваша честь, сегодня в этом зале… — он сделал жест в сторону зрителей, — присутствуют многие члены общины, жизненные интересы которой данное дело затрагивает, так что системе уголовного суда этого округа не подобает…
— МИСТЕР КРАМЕР! ПОЗВОЛЬТЕ МНЕ СУДИТЬ О ТОМ, ЧТО ПОДОБАЕТ, А ЧЕГО НЕ ПОДОБАЕТ!
— Ваша честь…
— МИСТЕР КРАМЕР! СУД ПРИКАЗЫВАЕТ ВАМ МОЛЧАТЬ!
Крамер уставился на Ковитского разинув рот, словно у него дух перехватило.
— А теперь, мистер Крамер…
Но Крамер уже пришел в себя.
— Ваша честь, я прошу занести в протокол, что судья повысил голос. А точнее, кричал на меня.
— Мистер Крамер… если на то пошло, суд повысит… НЕ ТОЛЬКО ГОЛОС! Кто вам дал право оказывать на суд давление, апеллируя к мнению местных жителей? Закон не служит ни меньшинству, ни большинству. И поколебать суд угрозами вам не удастся. Суду известно о вашем поведении во время заседания, на котором председательствовал судья Ауэрбах. Вы размахивали петицией, мистер Крамер! Размахивали ею над головой как знаменем! — Ковитский поднял правую руку и помахал. — Вас показывали ПО ТЕЛЕВИДЕНИЮ, мистер Крамер! Художник изобразил, как вы размахиваете петицией, словно Робеспьер или Дантон, и это показывали ПО ТЕЛЕВИДЕНИЮ! Вы заигрывали с толпой, не так ли? И, может быть, сейчас в этом зале присутствуют те, кому это ваше представление НРАВИЛОСЬ, мистер Крамер. Так вот, у меня для вас НОВОСТЬ! Те, кто в ЭТОМ суде будут размахивать знаменами… ОСТАНУТСЯ БЕЗ РУК!.. Я ПОНЯТНО ВЫРАЖАЮСЬ?
— Ваша честь, я просто…
— Я ПОНЯТНО ВЫРАЖАЮСЬ?
— Да, ваша честь.
— Хорошо. А теперь я объявляю решение жюри по делу «Народ против Шермана Мак-Коя» недействительным с правом обжалования.
