Лицо Поклявшегося омрачилось.
– Нам уже приходилось с ними иметь дело.
Бугг кивнул.
– Если дшеки доберутся до своего бога, они, естественно, будут его защищать.
– Где он? Далеко?
– Пара улиц отсюда, в заброшенном храме.
Воин кивнул.
– Чей это бог – одиночников или д’иверов?
– Д’иверов.
Поклявшийся повернулся к Корло. Маг ответил:
– Приготовьтесь, солдаты, нас ожидает схватка.
– А что я скажу Шурк, если она явится? – спросила Шанд.
– Мы не надолго, – сказал Стальные Прутья, вынимая меч.
– Погоди-ка! – Шанд подскочила к Буггу. – Как ты узнал, что мы здесь?
Слуга пожал плечами.
– Видать, Странник подтолкнул. Береги себя, Шанд, и передавай привет Хеджун и Риссар. Лады?
Пятьдесят шагов безлюдной мощеной дороги отделяли наступавших от зияющего пустотой въезда в Летерас. Трулл Сэнгар оперся на копье и посмотрел на Рулада.
Одетый в меха император, нахохлившись, ходил туда-сюда, как дикий зверь, не спуская глаз с городских ворот. Ханнан Мосаг и уцелевшие в битве к’риснан выдвинулись на десять шагов, окруженные медленно ползущим вперед облаком теней-призраков.
Призраки достигли входа и после небольшой задержки хлынули в город.
Ханнан Мосаг вернулся туда, где ждали император с братьями.
– Наше чутье не подвело нас, император. Присутствие седы не дает о себе знать. В гарнизоне остался лишь десяток младших магов. Призраки и демоны легко справятся. Мы быстро прорвемся через баррикады и выйдем к Вечному дому еще до обеда. Самое подходящее время для восхождения на трон.
– Баррикады, – кивая, повторил Рулад. – Отлично. Мы желаем сражаться. Удинаас!
– Я здесь. – Раб выступил вперед.
– На этот раз останешься при дворе под началом Урут.
– Император?
– Мы не хотим рисковать тобой, Удинаас. Но если мы падем в бою, пусть за тобой пошлют без промедления.
Раб поклонился и отошел назад.
Рулад рывком повернулся к отцу и братьям.
– Пора идти на штурм Летераса. Мы станем империей!
Войска двинулись к воротам.
Трулл на мгновение задержал взгляд на Ханнане Мосаге, пытаясь угадать его тайные планы, и пошел догонять братьев.
Халл Беддикт вступил в Летерас со второй ротой. Через двадцать шагов он отошел в сторону и остановился, наблюдая за осторожным продвижением эдур. Никто не обращал на него ни малейшего внимания. Из-за приоткрытых ставень выглядывали бледные лица. Над доками кружили и наперебой орали перепуганные чайки. Где-то впереди, у первой баррикады завязался бой. Глухо ударила магия, раздались крики.
Бессмысленное истребление. Халл надеялся, что солдатам гарнизона хватит ума не корчить из себя героев. Какой резон продолжать борьбу? Летер пал. Оставалось изгнать беспомощного короля с двуличными советниками. Для Халла Беддикта в этом заключался единственный положительный момент войны.
Он заранее смирился с гибелью брата. Хотя Брис еще жив, его кончину никто и ничто не могло предотвратить. Поборнику суждено умереть, защищая короля. Трагичная, ненужная смерть, но таков летерийский обычай. Что бы Халл или кто-то другой сейчас ни сказали, никто их не послушает.
Разум Халла окончательно очистился от пепла. Вчера была резня, сегодня – смертоубийство. Он пошел на измену, надеясь дожить до того дня, когда придет конец разнузданному сумасбродству его народа. Мысль о том, что и Брису придется отдать жизнь за эту победу, всколыхнула новую волну пепла в душе Халла. Кто теперь простит его…
Даже если так, остается выполнить еще один долг. Когда в город вошла третья рота тисте эдур, Халл нырнул в переулок.
Он хотел поговорить с Теголом, объясниться, сказать брату, что разобрался в его хитростях и тайных планах. Возможно, Тегол – единственный в Летерасе, кто не осудит Халла. Хоть бы он простил.
За то, что много лет назад не оказался рядом, чтобы спасти родителей.
За то, что не смог спасти Бриса.
Если простит – ничего больше не надо.
Удинаас в толпе других придворных рабов ждал своей очереди войти в Летерас. Передавали, что в городе кто-то еще сопротивляется. Рядом стояла Урут, а с ней Майен в тяжелой накидке, с пустым лицом и с глазами затравленного зверька. Урут не отпускала сноху ни на шаг, словно боялась, что та сбежит. Не из сочувствия к ней самой – главная забота теперь была о ребенке.
Бедняжка Майен.
Удинаас знал, каково ей. Его охватила странная лихорадка, кровь кипела от нетерпения. Тело под балахоном обливалось потом. Кожу жгло как огнем. Он держался из последних сил, боясь потерять самообладание.
Это чувство налетело внезапно, как паника в мыслях, как безотчетный страх. И все нарастало…
Превозмогая головокружение, Удинаас собрался с мыслями и понял, в чем дело. Раба охватил ужас.
В нем просыпался вивал!
Ведомые Б’наггой, дшеки ворвались в город. Наклонив головы, одиночники как один искали запах своего бога. Различив его среди кочующих по Летерасу испарений кислого страха, Стая рванулась вперед, ее коллективное сознание затуманила ярость.
Радостный вой девяти тысяч волков заполнил город, рассыпаясь по улицам эхом, нагоняя ужас на притихших горожан. Девять тысяч белошерстых бестий в едином неистовом порыве устремились по улицам, сходящимся в одной точке у старого храма.
Б’нагга присоединил свой голос к леденящему кровь вою, его сердце прыгало от дикой радости. Демоны, призраки, тисте эдур, проклятые императоры престали существовать; все они – лишь временные союзники. Теперь к власти в Летерасе придут дшеки. Империя одиночников с богом-императором на троне. Рулада порвут на части, все эдур, наконец, станут просто кровоточащим сладким мясом, им проломят головы, а содержимое сожрут.
День закончится таким побоищем, что уцелевшие запомнят его на всю жизнь.
Семьдесят три лучших солдата за спиной Мороха Невата сомкнули щиты. Его рота прикрывала самый важный мост через Главный канал – подходящее место для последнего представления. Третий ярус находился прямо за спинами солдат, на нем уже появились первые зеваки. Жители Летераса падки до азартных зрелищ. Такую возможность для пари и ставок они не упустят. Что ж, на миру и смерть красна, подумал Морох Неват.
После сегодняшнего дня никто больше не будет смотреть искоса и сплетничать о малодушии финадда под Высоким фортом. Невелико утешение, но хоть кое-что.
Морох вспомнил, что обещал помочь Турудалу Бризаду, но тот нес такое, во что поверить было невозможно. Сказки о богах и прочем в исполнении крашеного консорта подождут до следующего раза. Или следующей жизни. Пусть пижон-любовник пропавшей королевы и наглец-канцлер воюют сами. Морох же скрестит мечи с тисте эдур.
