Гудериан смотрел на приближающиеся танки так, как влюбленный юноша смотрит на свою девушку… Впрочем, так же смотрит кот на сметану или обжора— на лакомое блюдо… Гитлер же невольно помрачнел — он был все же не танкистом, а политиком, и радости увиденное ему доставить не могло.
Но Сталин вдруг наклонился к нему, и на плохом, однако разборчивом немецком языке вполголоса сказал:
— Герр Гитлер! Вы можете не тревожиться — эти танки никогда не пойдут через эту границу, — и Сталин махнул рукой в сторону Буга…
Гитлер посмотрел на него долгим, пристальным, изучающим взглядом и коротко ответил:
— Яволь…
ПОСЛЕ демонстрации и двух таких фраз «накоротке» достичь нового пика в эмоциях, в напряжении, в ситуации было уже невозможно…
И Гитлер предложил:
— Герр Сталин! Как вы посмотрите на идею провести короткую беседу с глазу на глаз без записи, с одним лишь, — фюрер кивнул Игнатьеву, — вашим генералом Игнатьевым для перевода? Шмидт может и отдохнуть… Или, может быть, — осведомился фюрер вполголоса, — вы все же владеете немецким? Сталин вздохнул:
— Эту фразу я старательно выучил при помощи генерала Игнатьева. Он один о ней — кроме вас, господин Гитлер, и знает… Что же, давайте поговорим с глазу на глаз…
Они возвращались в костел-клуб, и Сталин, поговорив с Молотовым, сказал:
— Я своих предупредил, что мы с вами посекретничаем… Гитлер в свою очередь подозвал Риббентропа…
Когда фюрер и Сталин остались одни — в креслах друг против друга, Сталин покачал пальцем:
— Все вами виденное — это не угроза, господин Гитлер, и даже не предостережение… Это — дружественный жест для понимания простого факта. Он действительно прост: наша оборона сильна. И сегодня мы уже никого не боимся. В будущем мы никому не собираемся угрожать — нам нужен мир… Вам он нужен тоже… Дайте нам год, и весной 42-го мы вместе добьемся мира для Германии и Европы и закончим войну…
Гитлер молчал…
— У нас уже немало нового оружия, но еще больше — устаревающего, однако не такого уж плохого, — продолжал Сталин. — …Так вот, мы можем уступить вам за очень небольшую цену, которую вы назовете сами, полтысячи таких танков, которые вы видели… Не новых… У большинства уже вырабатывается ресурс, но как учебные они вам могут пригодиться. И вот что, господин Гитлер…
Сталин в который уже раз всмотрелся в синие глаза фюрера и сообщил:
— Мы у себя, в Советском Союзе, внимательно подумаем о всем, что услышали здесь от вас… Пожалуй, тут многое приемлемо… Если вы успокоите нас относительно финнов, то мы, пожалуй, могли бы успокоиться относительно Балкан… Хотя Румыния вряд ли будет дружественной России…
Сталин вдруг умолк — его, похоже, озарила какая-то мысль, и он ее был готов высказать…
— Хотя, — начал он, — мы готовы подарить Румынии сотню наших устаревших танков — ну, тоже для учебных частей. И готовы прислать на первых порах инструкторов… Вы будете встречаться с Антонеску и можете ему это передать. Если румыны готовы забыть наши прошлые конфликты, мы их тоже готовы забыть… И тогда, скорее всего, мы можем войти в «Пакт трех» — четвертым или каким еще там участником.
Сталин улыбнулся:
— Идея отсечения от претензий на господство Англии и Америки — интересная идея… На земле хватит места под солнцем для всех…
— Итак, герр Сталин, скоро мы прощаемся, но я надеюсь, что в следующем году мы увидимся вновь?
— Я тоже на это надеюсь и был бы рад показать вам московский Кремль… И не только его…
— В прошлом году вы, герр Сталин, говорили Риббентропу — живы будем, увидимся…
—Да…
Сталин встал с кресла, подошел к висящим на стене картинам…
— Господин Гитлер, я знаю, что вы любите живопись и даже пишете сами…
— Ну, мне давно не до этого!
— Понимаю… Но вкус-то не исчезает… Как вам нравятся эти пейзажи? — Сталин показал на картины, привлекшие внимание фюрера еще вчера…
— Они весьма недурны…
— Все— оригиналы кисти наших лучших старых пейзажистов… Музейные вещи… Какой из них нравится вам более всего?
Фюрер тоже встал, прошелся вдоль стен, всмотрелся, прошел еще раз и указал на одну:
— Этот…
На небольшом полотне был изображен весенний проселок… Облачное небо хмурилось серовато-багровым, однако над горизонтом виднелся клочок радостной голубизны… В лужах отражались ветви густой вербы, а по размытому проселку важно вышагивал иссиня-черный грач…
— Саврасов, — назвал художника Сталин. — Да, хорош… И я прошу вас, господин рейхсканцлер, принять эту картину как подарок от советского правительства…
Фюрер был растроган:
— Благодарю…
— И еще одно, герр Гитлер! Возможно, вам бывало тяжело при беседах с Молотовым — он очень упрямый человек. Мой совет и просьба — если в будущем вы или господин Риббентроп зайдете с ним в тупик, обращайтесь непосредственно ко мне через господина Шуленбурга. Я постараюсь вам помочь…
— Яволь…
Трое немолодых людей вышли из комнаты переговоров в зал, где их уже с нетерпением ждали…
Все смотрели на Сталина и Гитлера, а те улыбались друг другу — как и тем, кто смотрел на них.
Впереди маячило еще нечто непонятное, но уже — маячило…
За спиной стоящих раздался какой-то шум, потом — негромкий визг. Все оглянулись и тут же расступились, давая дорогу двум егерям, которые несли большую клетку, на полу которой лежали два маленьких волчонка — совсем еще щенки…
Третий егерь нес толстый войлочный коврик… Егеря поставили клетку перед Сталиным и фюрером, а третий положил коврик перед дверцей, открыл ее и пригласил:
— Ну, цуцики, выходите…
Волчата запищали, однако привлеченные бутылочкой с молоком, появившейся в руках егеря, выбрались на коврик…
— Почитай, уже ручные, — басом объявил егерь.
Сталин взял бутылочку у него из рук и протянул ее фюреру. Тот принял, наклонился, и один волчонок — покрупнее, тут же ухватил губами сосок и начал сосать…
Все засмеялись…
— Господин Гитлер, — обратился к фюреру Сталин. — Я знаю, что ваш партийный псевдоним — Вольф, волк… Позвольте же подарить Вольфу двух вольфсюнге, волчат… Пусть они вырастают сильными, зубастыми, но всегда помнят, откуда они родом…
Гитлер резко выпрямился, посмотрел в глаза Сталину, встретил такой же прямой взгляд и сказал:
— Danke…
А ВОЛЧАТА на коврике уже устроили возню… С большими смешными лбами, с широкими лапами, они выглядели так трогательно, как могут выглядеть только дети—дружелюбные, неуклюжие, беспомощные и в то же время — крайне любопытные и жизнерадостные…
