Ознакомительная версия. Доступно 43 страниц из 212
– Двуличие?
– Да, именно так. Два лица. Как у бога Януса[188](Черепанов в очередной раз пообещал себе выкроить время и поплотнее заняться римской мифологией.) И меня, скажу откровенно, более интересует твое второе лицо. Позволь спросить тебя… – Тут сенатор разразился длинной фразой на незнакомом Черепанову языке. Он сумел уловить только одно слово: «Ардашир». Имя повелителя Парфии.
Высказавшись, сенатор с большим вниманием следил за реакцией Черепанова. Реакция, естественно, была нулевой.
– Что ж, – с некоторым разочарованием резюмировал Гордиан, – вижу, ты меня не понял. Следовательно, ты вряд ли являешься лазутчиком Ардашира. Но коли так, то я даже и предположить не могу, чьи интересы ты представляешь.
– Свои, – честно ответил Черепанов. – И моих друзей.
– И кто же твои друзья?
– Пожалуй, Максимин Фракиец относится к их числу, – подумав, произнес Геннадий. Сенатор рассмеялся.
– Ты умеешь говорить правду, – признал он. – И при этом не говорить ничего. Ты понравился императрице.
Черепанов пожал плечами.
– Она не любит твоего друга Максимина. К тому же она очень умна и хитра, как волчица. Она увидела в тебе возможную альтернативу Фракийцу.
– Не понял?
– Гай Юлий Вер Максимин – лучший полководец Рима. Но он слишком независим. И слишком любим своими легионерами. Мамея увидела в тебе того, кто способен стать конкурентом Фракийцу. Ты достаточно талантлив и решителен для этого.
И у тебя есть понятие чести. Если тебя возвысить, ты будешь предан ее сыну.
– Но Максимин верен императору Северу! – возразил Черепанов. – Я это вижу!
– Ты прав. – Сенатор улыбнулся. – Гай Юлий предан императору Северу. Септимию Северу. Тому, кто поднял и возвысил его самого. В нынешнем Августе он видит лишь правнука Септимия. Мамея это знает. И ее сын тоже. Но они вынуждены доверять ему. Потому что за Фракийцем – преданные лично ему данубийские легионы. А Максимин – он далеко не глуп и очень тщательно следит, чтобы эта сила оставалась силой и стояла именно за ним. И стоило нашим Августам попытаться лишить его этой силы, удержав легионы на востоке, как Фракиец немедленно принял меры. Сразу несколько германских племен вторглись в наши западные провинции. Как только в легионах об этом узнали, там моментально начались волнения. Тогда Максимин явился к императору и потребовал, чтобы данубийские легионы вернули с востока домой. И император вынужден был уступить.
– Я не думаю, что вторжение варваров было организовано Максимином, – заметил Черепанов.
– Я тоже так не думаю, – мягко произнес Антонин Антоний. – Но так думает Мамея. Поэтому сейчас наши Августы озабочены тем, чтобы ослабить влияние Фракийца и перетянуть германцев на свою сторону. Хотя бы федератов.
– Но я – человек Максимина! – возразил Черепанов. – Он дал мне это. – Черепанов щелкнул по золотому кольцу кентуриона. – И он подталкивает меня вверх по лестнице. Разве нет?
– Да. – Сенатор улыбнулся. – Сейчас все выглядит именно так. Но вчера во всеуслышание было объявлено, что ты – не варварский вождь, принятый на службу Максимином, а «успешный результат политики императора по мирной романизации варваров». Улавливаешь разницу?
– У тебя отличное вино, сенатор, – сказал Черепанов. – Все, что ты хочешь получить, – высшего качества, да?
– У меня самое лучшее вино, какое только можно достать в империи, – поправил Антонин Антоний. – Не «очень хорошее», а «самое лучшее». Я беру только самое лучшее, кентурион. Я понял твой вопрос.
И отвечу на него. Да, я заинтересован в тебе. Ты человек, который менее чем за год сумел стать заметной фигурой в Риме исключительно благодаря своим личным достоинствам. Еще до того, как я увидел тебя, я услышал о тебе много хорошего – от моей дочери.
И много плохого – от ее нареченного жениха.
– Да неужели? – Геннадий усмехнулся.
– Секст Габиний – настоящий римлянин. И настоящий патриций из патрицианской фамилии. Разумеется, не столь древней и славной, как моя, но весьма достойной. – Сенатор отпил вина, закусил персиком. – Ты публично унизил его. И унизил бы еще больше, если бы не заступничество моей дочери, верно?
Черепанов хмыкнул.
– Можешь в этом не сомневаться, – заверил он. – Может быть, трибун Габиний и настоящий патриций, но мне он тогда показался богатым и безмозглым наглецом. И пока я не узнал ничего, что заставило бы меня изменить мое мнение. И я опечален тем, что твоя дочь станет его женой. Она достойна лучшего мужа.
– Ты неправ, – мягко возразил сенатор. – И в отношении Секста, и в отношении того, что он станет мужем Корнелии.
Черепанов уставился на сенатора. Вот так сюрприз! Неужели…
Нет, он слишком много о себе возомнил. Сенатор вовсе не намеревался предложить ему стать зятем.
– Видишь ли, друг мой Геннадий, моя дочь допустила серьезную оплошность. Своим заступничеством она унизила храброго Секста куда больше, чем ты. Я знаю Секста с детства. Он очень горд.
И очень злопамятен. И никогда не простит Корнелии унижения. А я люблю свою дочь и расторгну помолвку. Например, потому, что предзнаменования по поводу их брака будут настолько неблагоприятны, что помолвку придется расторгнуть. Конечно, это обойдется недешево. Но я достаточно богат, а в Риме хватает юношей из родов не менее благородных, чем род Габиниев.
Ознакомительная версия. Доступно 43 страниц из 212
