намека.
— Сделаем, Лаврентий Павлович! Тем более что некоторые результаты в отношении переданных образцов съедобных грибов уже есть. Так что через некоторое время, наверное, можно будет говорить и о промышленных масштабах.
— А знаете, товарищ Меркулов, продумайте возможность проверки нашего научного состава, в том числе и находящегося под следствием. Уж слишком давно этот гадюшник не чистили. И разбрасываться сейчас научными кадрами мы просто не можем, — потерев пальцами переносицу, нарком немного поморщился, как будто от головной боли, и задал дополнительный вопрос: — А по красноглазому — как продвигается обучение наших сотрудников этой самой магии? Какие-нибудь результаты уже есть?
— Практических — пока нет. Занятия идут полным ходом, теоретическая часть подробно конспектируется. Замечено сильное изменение психофизического состояния курсантов, в том числе и наших "подставных". Те препараты и ритуалы, с помощью которых идет подготовка, не всегда безопасны для человеческого организма. По плану, как только будет достигнут хоть какой-нибудь результат, мы отзовем нескольких подопытных, для того чтобы не складывать яйца в одну корзину.
— Это правильно, Всеволод Николаевич.
Открыв принесенную с собой папочку, немного помучившись при этом с завязками, Меркулов достал несколько листков желтоватой бумаги и протянул через стол Берии.
— Кстати — по линии товарища Абакумова пришла информация, непосредственно касающаяся "Тополиного пуха".
* * *
? 2279/м
15 сентября 1941 г.
Сов[ершенно] секретно
Направляем агентурное сообщение, полученное НКГБ СССР из Берлина.
Первый заместитель наркома внутренних дел СССР
В. Меркулов
Исп. тов. Рыбкина, 1-е отделение 1-го отд[ела] 1-го Упр[авления] НКГБ
ОСНОВАНИЕ: Аг[ентурное] сообщение "Корсиканца" от 15/IX-41 г.
Сообщение из Берлина
Источник, работающий в штабе германской авиации, сообщает:
1. По сведениям, полученным источником от агента "Старшина", в ближайшее время операции германской авиации на территории СССР будут проводиться исключительно в дневное время. Это вызвано большими потерями от действий ночных истребительных полков и зенитной артиллерии.
Все материалы по действию советских ночных истребителей обрабатываются и концентрируются в 5-м Разведывательном отделе штаба германской авиации, начальником которого является полковник Шмидт.
2. Германский журналист, профессор высшей политической школы в Берлине — Эгмонт Цехлин, располагающий большими связями в службе безопасности и во внешнеполитическом отделе национал-социалистической партии, сообщил тому же источнику, что от двух германских генерал-фельдмаршалов ему якобы известно, что немцами уже практически решен вопрос о применяемых Советским Союзом приборах ночного видения. Немцы рассчитывают, что их промышленность уже в ближайшее время сможет установить на свои самолеты аналоги, которые, несомненно, окажутся лучше русских разработок.
Источник характеризует Цехлина человеком, склонным к некоторым преувеличениям.
* * *
Внимательно изучив документ, Берия многозначительно хмыкнул и, покачивая зажатым в пальцах листком донесения, высказался, обращаясь, впрочем, больше к самому себе, чем к собеседнику:
— Значит, немцы все еще не догадываются и наши мероприятия по обеспечению секретности использования медикаментозного состава сработали так, как надо. Ну что ж — это радует…
"Воспоминания" Зуев Максим Григорьевич, Москва, 1993 г.
О том самом времени, когда все это только начиналось. Когда вместо ставшего позже второй кожей эльфийского комбинезона на мне находилась новенькая, с иголочки форма Харьковского училища войск НКВД. Кажется, как давно это было… И как близко…
Начало войны как громом поразило всех моих знакомых, но в отличие от всяких пораженцев, весь личный состав моей группы, да что там группы — курса, практически в тот же день написал рапорты об отправке в войска. В чем нам было отказано. Потрясая стопкой наших заявлений, начальник училища на общем собрании высказал, что он о нас всех думает. Высказал с добрыми отеческими нотками. Добавив, что учеба на текущий момент является для нас всех приоритетным делом, и выпустив в бой необученных мальцов, он самолично подорвет обороноспособность страны. И что лучшее, что мы сейчас можем сделать — это усерднее учиться. А чтобы мы не скучали и не забивали свои буйны головы ненужными мыслями, приказал своему заму по строевой Хмылеву усилить с нами работу. Как мы его тогда ненавидели! Гонял ведь до седьмого пота, до обмороков! Правильно к нему за глаза кличка Хмырь прилепилась, с такой-то фамилией и методами обучения. Хотя, это я теперь понимаю, что мужик он был правильный и с нами тогда именно так и надо было. Ведь после строёвки, стиснув зубы, мы как волки кидались на учебу. Стараясь как можно скорее овладеть всеми знаниями, необходимыми на фронте. Учеба в тот момент казалась нам личным врагом, победа над которым приблизит и окончательную победу на фронтах. Вести с которых не радовали…
Ну а потом, в начале августа к нам приехали гости. И меня и еще четверых из моего курса вызвали в кабинет начальника. Там находились сам начальник училища и незнакомый офицер госбезопасности, по-хозяйски расположившийся за столом, которого начальник представил, как капитана Мирошина. Сразу же после знакомства нас оставили с ним наедине.
— Здравствуйте, товарищи курсанты! Ваше руководство характеризует положительно. Вы все хорошие специалисты, комсомольцы, физкультурники. Я сейчас задам один вопрос, отвечайте не сразу, у вас есть три минуты на размышление.
Вы готовы отправиться на фронт для выполнения приказа командования Красной Армии?
Вопреки приказу думать я не стал. Да и никто из моих товарищей не стал. Поэтому сказали чуть ли не хором:
— Так точно!
— Ну что ж, тогда садитесь, — махнув в сторону стола с разложенными листами бумагами и писчими пренадлежностями гость продолжил — И всем — родителям, друзьям, любимой девушке пишите письма примерно следующего содержания: "Направлен на фронт, отвечать смогу редко, обратный адрес полевая почта такая-то".
Пока мы писали, капитан вышел за дверь и, вернувшись через минуту, забрал со стола пепельницу и отошел покурить к окну. После со смаком выкуренной сигареты он собрал и окинул взглядом наши творения и, не запечатывая, положил в командирскую сумку, а из неё достал стопку бланков подписок о неразглашении.
Сама поездка на какую-то подмосковную базу просто не отложилась.
Потом было муторное кукование на аэродроме в ожидании подходящей погоды для высадки. Из развлечений — только наблюдение за молчаливым оцеплением и разглядывание барака, в котором нас временно разместили. Ну и разговоры конечно. Слухи ходили самые нелепые. Что, в принципе, при таком недостатке информации вполне логично.
Впрочем, мариновали нас недолго, ожидание вскоре закончилось, и одной безлунной ночью нас все-таки загрузили в самолет.
Ну, а после приземления и началась наша учеба нелегкому ремеслу инженеров-психоэнергетиков.
Сейчас-то, с высоты накопленного опыта и знаний я понимаю, что с нами, тогда еще неоперившимися птенцами, надо было поступать именно таким образом — вытолкнуть из будничной лодки обычной жизни и заставить нас самих, барахтаясь и захлебываясь, познавать новое
