Шеветта и переехала в Малибу, сказала ей, что завидует мужскому бессилию как сигналу бедствия. Даже если они сами не отдают себе отчета в этом, сказала Тесса, все равно от них ничего не дождешься. Но нам, женщинам, этого не дано: мы остаемся с ними, если даже ничему уже не поможешь, – но тебе нельзя с ним оставаться, ведь если он ударил тебя, то сделает это снова.
Теперь Шеветта просто шла в сторону Острова Сокровищ; мост казался призрачным, однотонным, может быть, и под действием «плясуна», но ей было все равно.
– Куда ветер несет, – сказала она.
Такова была ее реакция на события – ощущение полного отсутствия контроля. Она остановилась. Может быть, реакция только на Карсона.
– Эй, Шеветта.
Обернувшись, она увидела знакомую физиономию, вот только не помнила имени. Растрепанные бледные волосы, узкое жесткое лицо, по левой щеке змеится страшный шрам. Когда-то парень был тоже курьером, во времена «Объединенной», – не из Шеветтиной бригады, а так, сталкивались на вечеринках.
– Цапля, – вспомнила она прозвище.
– Я думал, ты уехала, – сказал Цапля, было заметно, что несколько зубов у него сломаны.
Может, у него и в голове что-то сломано, подумала она. А может, просто употребил веществ.
– Я и уехала, – сказала Шеветта.
– А куда?
– В Южную Калифорнию.
– Ты там гоняешь? Курьеришь?
– Нет, – отвечала она.
– Я теперь не могу гонять, – проговорил Цапля, переступая с ноги на ногу; левая нога не сгибалась – что-то не то с коленом. – С клеткой поцеловался.
Как давно она не слышала, чтобы автомобиль называли клеткой!
– Страховку дали?
– Держи карман шире – тачка-то оказалась из городского ДЮ. – (Ну да, Департамент юстиции.) – Напустил на них адвокатов, но… – Калека пожал плечами. – Один из моих адвокатов, Ньембо… Знаешь эту троицу? Беженцы из Африканского Союза, помнишь? Ньембо – он знает этого, как его, Фонтейна. Фонтейн, помнишь?
– Да, – сказала Шеветта и оглянулась на всякий случай. – Он все еще в Окленде, дети, жены и все такое?
– Нет, – сказал Цапля, – нет, у него лавка прямо тут, наверху, – он махнул рукой. – Там и спит. Продает всякий хлам туристам. Ньембо сказал, женушки его живьем съесть готовы. – Он искоса взглянул на нее, шрам на щеке стал заметнее. – Хорошо выглядишь. Прическу сменила.
Вид шрама вызвал новую реакцию «плясуна»; она содрогнулась, в голове возник новый расклад – Карсон со злобным лицом, засунув руки в карманы кожаной куртки, идет ей навстречу по мосту.
– Хорошо, что увиделись, Цапля.
– Да, – сказал он с печалью и недоверчивой безнадежностью; зябко повел плечами, будто хотел немного освободиться от боли, потупил глаза и двинулся прочь, в ту сторону, откуда пришел.
Шеветта смотрела вслед его хромающей походке: изуродованная нога прямая, словно палка.
Она застегнула молнию своей кожаной куртки и пошла искать лавку Фонтейна, сомневаясь, распознает ли ее.
36
Аспект славы
Райделл взял в «Шеф-поваре гетто» «плошку мяса» в одноразовой таре из белой пены, после чего ему пришлось думать, как забраться наверх, ничего не пролив.
Лезть по приставной лестнице с чем-то горячим в руке – одна из тех затей, о которых обычно не задумываешься и которые на поверку оказываются ой как непростыми. Карабкаться, цепляясь одной рукой за долбаные перекладины, а другой стараясь удержать горячее варево, требовало сноровки.
Однако он добрался до верха, не расплескав ни капли, потом поставил еду и стал отпирать решетку (с ячейками в виде сот, два на четыре дюйма). Решетку справа и слева держали хромированные непальские замочки на скобах; ключи, висевшие на гвозде, он обнаружил, когда уходил. В смысле защиты это была абсолютно бессмысленная конструкция, так как любой мог забраться внутрь, поковыряв хилые замки отмычкой, или выломав ломиком скобы, или просто дергая сетку, пока не вылезут гвозди. С другой стороны, подумалось Райделлу, если уйдешь и не запрешь эту конуру и кто-то попросту вынесет твое барахло, даже не приложив к этому усилий, будешь чувствовать себя еще большим придурком.
Управившись, он присел на край кровати с миской и пластмассовой ложкой, которую ему дали бесплатно. Едва вдохнул пар, поднимающийся от горячей еды, и тут подумал, что стоит сначала проверить «термос». Проектор – так назвал его Лейни. Райделл вздохнул, поставил тарелку на пол и встал (правда, в три погибели).
«Глоб-эксовская» посылка была по-прежнему в шкафчике, за вещмешком, и обтекаемый металлический цилиндр по-прежнему был на месте.
Он сел обратно, поставив посылку рядом с собой на кровать, и принялся уплетать остывающее мясо, которое и вправду стоило того. Странное дело – и почему такое, как попало наструганное, в сущности, напрочь разваренное мясо неясного происхождения – возможно, и вправду говядина – при определенных обстоятельствах бывает вкуснее, чем настоящий сочный бифштекс? Он слопал все, до последнего зернышка риса, до последней капли бульона, и решил, что свои три с половиной звезды на туристской карте заведение заслужило.
Потом открыл посылку и достал «термос». Снова увидел стикер «Аспект славы» и понял не больше, чем в прошлый раз. Поставив загадочный предмет на пестренький коврик, извлек спрятанный в изголовье кровати кнопарь. Вспорол пластиковые конверты, вытянул кабели и уселся их рассматривать.
Вот этим проводом, подумал он, стандартным сетевым, подключается любой ноутбук к обычной стенной розетке, хотя конец, который втыкается в «термос», выглядит не совсем привычно. А вот второй кабель, однако, серьезная вещь, одни разъемы чего стоят. Райделл нашел гнездо, в которое, очевидно, втыкался один конец этого провода, – только куда, скажите на милость, втыкать второй? Если юный сумоист не соврал, это был специальный кабель ручной сборки, которым «термос» подключался туда, куда его редко кто подключает. Оптический кабель, судя по виду.
Сеть – это просто. Что он понял сильно не сразу, так это где в спальной каморке стенная розетка, но и она в конце концов нашлась (отводка обычного желтого удлинителя сурового промышленного вида) там же, в вещевом шкафчике.
На цилиндре не видно ни ручек, ни выключателей. Он подключил сетевой кабель к розетке, снова уселся на кровать, держа свободный конец в руке и разглядывая серебристый цилиндр.
– Была не была, – сказал Райделл и воткнул в него кабель. Тут же его посетило явственное видение того, что «термос» – ни малейших сомнений – нашпигован пластитом, снабжен детонатором и только ждет живительного тока…
Но нет – будь «термос» бомбой, Райделл был бы уже мертв. Мертв он не был.
Но и «термос» не подавал признаков жизни. Райделлу показалось, что он слышит тихое гудение – вот, собственно, и все.
– Ни хрена не понятно, – констатировал Райделл.
Какое-то мерцание. Неоновая бабочка. Порванные
