в 1991 г. нуждалась в признании, а её суверенитет требовал легализации со стороны именно международного сообщества. Отсюда можно сделать вывод о безусловном приоритете норм международного права над всем внутренним законодательством нашей страны. Этот вывод опирается также на положение раздела X Декларации о государственном суверенитете Украины от 16 июля 1990 г., которым провозглашается признание Украиной приоритета общепризнанных норм международного права перед нормами внутригосударственного права, к числу коих, несомненно, относится и конституционное право.
Под общепризнанными принципами и нормами международного права в данной работе понимаются принципы и нормы, содержащиеся в международных и межгосударственных договорах, уставах международных организаций, в решениях международных судов, а также в международных обычаях, в отношении которых имеются доказательства наличия всеобщей практики и обязательности их применения международным сообществом.
Думается, что, руководствуясь подобным пониманием Права, и следует толковать соответствующие положения основных законов правовых государств, в том числе и Конституцию Украины. Верховенство права, таким образом, предстает перед нами как приоритет общепризнанных принципов и норм международного права над законодательством любого государства-члена международного сообщества. В этом отношении для нас может представлять значительный интерес мнение некоторых западных правоведов. Так, один из них — австрийский юрист Ганс Кельзен (1881–1973) писал: «Если основанием действительности государственного правопорядка считается некая норма международного права, то это значит, что международный правопорядок понимается как более высокий по отношению к государственному и, следовательно, как наивысший и суверенный правопорядок. Если же государства, т. е. государственные правопорядки, всё же называются «суверенными», то этот «суверенитет» может означать только то, что государственные правопорядки подчиняются одному лишь международному правопорядку или (пользуясь принятой терминологией), что государства представляют собой непосредственные международно-правовые сообщества». Иными словами, национальный снобизм, этнический эгоизм, а также местечковые, хуторянские амбиции не могут возводиться в ранг государственного суверенитета, поскольку таковой может представлять собой полноценное правовое состояние лишь при непременном условии соответствия общепризнанным принципам и нормам международного права, уважения к человеческому достоинству и неукоснительного соблюдения прав человека.
Международный институт прав человека не имеет национальности — он един для всех стран, и его принципы имеют такую же обязательную силу для выживания любого народа и человека, как и законы природы. Поэтому он не нуждается в визе, чтобы перейти границу того или иного государства. Об этом не устают напоминать все самые авторитетные институты международного сообщества. Любое государство интегрируется в мир цивилизованных стран лишь в той степени, в какой на его территории начинают безгранично царить общепризнанные принципы и нормы международного права. Следовательно, они не нуждаются в каких-либо актах имплементации, т. е. предоставлении народу возможности воспользоваться ценностями международного права только при условии, если эти ценности получат одобрение соответствующего парламента в законодательной форме. В противном случае мы столкнулись бы с цензурой общечеловеческих ценностей, которые, будучи выпестованными и отобранными международным сообществом для передачи другим народам, становились бы заложником законодателей, отличающихся, особенно в странах бывшего СССР, крайним невежеством в области философии и культуры достоинства человека.
Международное сообщество в лице его наднациональных институтов пребывает в постоянной готовности выступить не только проповедником, но и поборником общепризнанных стандартов в области прав человека на территории тех стран, в которых национальная юрисдикция оказывается не в силах удерживать соответствующий уровень их защищённости. Если вдруг, напротив, на территории конкретного государства правовая планка защищенности человека окажется выше общепринятого, например, общеевропейского стандарта, то приоритет, несомненно, должен быть за правовым полем более высокого уровня, в данном случае — внутригосударственного. Сказанное позволяет вывести следующее правило: при коллизии между наднациональной (международной) и национальной (государственной) юрисдикциями приоритетом пользуется та, которая в состоянии обеспечить более высокий уровень защищённости человека. Так, в одном из решений Федерального конституционного суда Германии (ФКС) отмечалось: «…Поскольку Европейское сообщество, особенно решения его суда, в принципе могут обеспечить эффективную защиту основных прав от верховной власти Сообщества, по крайней мере, гарантировать сущностное содержание этих прав, ФКС не будет рассматривать вопросы применения права Сообщества и проверять его соответствие основным правам по критериям Основного закона ФРГ».
Современная доктрина основных прав учитывает также соотношение общечеловеческого содержания этих прав с конкретно-историческими условиями их применения. Иными словами, при ретроспективной оценке событий, происшедших в политической истории той или иной страны, необходимо делать поправку на суть эпохи. Вряд ли с позиции современного понимания прав человека можно давать правовую оценку происшедшему в средние века и древние времена. В частности, на это обстоятельство было обращено внимание в одном из выступлений Генерального секретаря ООН Бутроса Бутроса Гали: «… как исторический синтез, права человека находятся по своей сути в постоянном развитии. Под этим я понимаю то, что права человека имеют двойственную природу. Они должны выражать абсолютный, вневременной императив и в то же время отражать момент исторического развития. Права человека имеют абсолютную природу и историческую определенность». Историческая определённость этих правовых ценностей проявляется преимущественно в том, насколько полно и повсеместно они могут быть защищены судами той или иной страны. Не вызывает никакого сомнения огромная дистанция, например, между положением с правами человека в судебной системе Испании времен диктаторского режима Франко и тем, при котором суд этой страны выдал в 1998 г. ордер на арест бывшего военного диктатора Чили Аугусто Пиночета (1915–2006).
Права человека нуждаются в известной однозначности их толкования на любом этапе конституционного развития государства. Однако судебная практика многих государств, в том числе и международных судов, свидетельствует о том, что одна и та же норма Права наполняется различным смыслом в зависимости от фазы правового развития страны. Так, в решении по делу Дефренн против Сабены от 8 апреля 1976 г. Суд Европейских Сообществ (то есть Суд Европейского Союза) указал, что «необходимо тщательно учитывать практические последствия любого судебного решения», однако «не следует при этом вредить объективности права и компрометировать его будущее применение, распространяя действие решений на прошедшее время». Иными словами, по отношению к конкретным жизненным коллизиям действует принцип правовой определённости, исключающий оценку уже ушедших в историю прискорбных событий сквозь призму современного толкования и применения Права. Так, Европейский суд по правам человека по делу Маркс против Бельгии от 13 июня 1979 г. пояснил: «Европейский Суд по правам человека толкует положение Конвенции с точки зрения условий сегодняшнего дня, однако различия в отношениях к «законным» и «незаконным» детям, например, в вопросах наследственных прав, в течение долгих лет считалось допустимым и нормальным во многих странах — членах Конвенции… С учётом этих обстоятельств принцип правовой определённости, который неотъемлемо присущ праву Конвенции и праву сообщества, позволит… не прибегать к пересмотру судебных решений или ситуаций, имевших место до принятия настоящего судебного решения».
Такой же подход лег и в основу решения Верховного суда США по делу Браун против совета народного образования города Топек: «При разрешении этой проблемы нельзя вернуться к 1868 году, когда была принята Поправка (речь идёт о XIV поправке к Конституции США — А.М.), или даже к 1896 году, когда было написано решение по делу Плесси против Фергюсона. Мы должны рассматривать общественное образование в свете его развития и места в современной жизни Америки».
Приведенное свидетельствует: судебная практика стала всё более и более учитывать изменение общественного мнения,
