— А то, что придется за все платить,
Так ведь это, пойми, — потом.
Помолчав немного, он продолжил:
— Там еще есть. Точно не помню, но что-то в этом роде. Сейчас сейчас…
И ты будешь лгать, и будешь блудить,
И друзей предавать гуртом,
А то, что придется за все платить,
Так ведь это, пойми, — потом…
— Зачем вы про это? — спросил Платон, не меняя позы. — Я его предал?
Федор Федорович ответил не сразу. Он какое-то время постоял у окна, потом вернулся к столу, наполнил рюмки и подвинул одну из них к Платону.
— Успокойтесь, Платон Михайлович, — сказал он. — Я так не думаю. Это с моей стороны было бы глупо. Я же прекрасно понимаю, чем вы занимаетесь, осознаю весь размах вашего бизнеса. О ваших планах на будущее, в том числе и политических, тоже догадываюсь. На этом уровне рассуждения общеморального характера лишены всякого смысла. Это как раз та ситуация, когда соображения морали должны однозначно уступать место соображениям целесообразнести. Причем неважно, как сия целесообразность обозначается. Когда-то была революционная целесообразность, теперь целесообразность бизнеса, но суть от этого не меняется. Раз уж у нас стали возникать литературные ассоциации, напомню вам еще кое-что. За неточность цитирования сразу прошу прощения, я ведь в этой области не очень. Это покойный Витя мог бы вам точную цитату выдать, он большой спец был. Есть такое стихотворение. Там сначала о времени — «А век поджидает на мостовой, сосредоточенный, как часовой», потом еще что-то, а дальше так — «Но если он скажет: „Солги“, — солги. А если он скажет: „Убей“, — убей». Я вас уверяю, что на этих строчках не зря целые поколения выросли. Нынче ведь на всех углах голосят — ах, непреходящая ценность человеческой жизни, ах, надо жить не по лжи, ах, забытые идеалы христианства… Что же раньше-то, эти красивые мысли никому в голову не приходили? Конечно, приходили. Но, как было сказано, время поджидало на мостовой, и дискутировать с его логикой было глупо и бессмысленно.
Оно и сейчас ждет там же. Время другое, спорить не буду, и задачи ставит другие. Но логика его, Платон Михайлович, поверьте старому чекисту, в точности та же самая.
— Я не понимаю, — признался Платон. — Вы к чему все это?
— А вот к чему, — терпеливо продолжал Федор Федорович. — Может быть, мне надо было раньше с вами поговорить, да я убежден был, что вы сами все прекрасно понимаете. Собственно, я по-прежнему в этом убежден. Просто сейчас вам трудно, и вам хочется все, что вы и так знаете, от другого человека услышать. Что ж, извольте. Я революционных аналогий приводить не буду, они здесь излишни. Есть определенные законы… Например, такой: между большим бизнесом и большой политикой никакой заметной разницы не существует. Согласны со мной? Я это к тому, что в политических терминах мне удобнее объяснять. Представим себе: мы с вами желаем построить идеальную политическую систему. Можно по-всякому объяснять, что это такое, но два условия обязательны. Первое условие — ее универсальность. Два человека участвуют в этой системе, три или миллион — неважно, система должна работать без сбоев. Правильно? И второе условие — система обязана вырабатывать непротиворечивые решения, которые понятны всем и каждому. Иначе это не система, а бред. Вы можете теперь все что угодно сюда добавить, например, идеалы христианства или диктатуру пролетариата, это только затушует общую картину, но ничего, по большому счету, не изменит. Знаете, как выглядит эта идеальная политическая система?
Федор Федорович залпом выпил рюмку и, нагнувшись к Платону, сказал шепотом:
— Диктатура! Железная, беспощадная диктатура. И никак иначе. Любая другая система — либо не универсальна, а значит, непригодна, либо внутренне противоречива и с течением времени ничего, кроме насмешек над собой, породить не сможет. Если вы строите крупный бизнес, то делать это можно только и исключительно на такой основе.
— При чем здесь… — глухо спросил Платон, и Федор Федорович его понял.
— При том. Люди, пришедшие с вами в бизнес, либо не понимают эту простую истину, что маловероятно, либо, что скорее всего, считают, будто бы на них, по тем или иным причинам, этот закон не распространяется. Как должен поступить элемент идеальной системы, если к нему подошли с просьбой, поручением, вопросом? Он должен незамедлительно сопоставить эту просьбу или поручение с тем, что ему поручено непосредственным руководителем, и либо совершить действие в пределах своей компетенции, либо тут же довести до сведения руководства, что возникла нештатная ситуация, и передать решение вопроса на более высокий уровень. Именно по тому, насколько неукоснительно исполняется это правило, следует судить о пригодности человека к работе. Вы, Платон Михайлович, руководитель ровно до тех пор, пока вам нужны люди, которые будут поступать так, как вы придумали. А когда вам понадобятся люди, которые будут придумывать за вас, как им надо поступить, вам придется уйти на покой. Иначе всему вашему делу — конец.
Платон покрутил в руке налитую Федором Федоровичем рюмку, подумал, выпил и налил еще по одной.
— Вы хотите объяснить мне, что я ни в чем не виноват?
— Нет, конечно, — обиженно ответил Федор Федорович. — Естественно, что виноваты. Ведь человек погиб. Виноваты! Но не в том, в чем вы думаете. Я ведь вас не успокоить хочу. Я хочу вас предостеречь от последующих ошибок. Вы потеряли трех человек, которые были вашими близкими друзьями. Уже трех! Это много. Если вы не примете срочных мер, список потерь будет увеличиваться. И точно так же, как вы лично виновны в смерти этих троих, будете виновны и в том, что еще может произойти, если немедленно не примете соответствующих мер.
— Любопытный разговор у нас получается, Федор Федорович, — неожиданно произнес Платон. — То, что вы говорите, очень странно. Вы считаете, что в истории с Сергеем тоже я виноват? И с Петей? Вынужден просить вас объяснить — почему. Про диктатуру я с вами, предположим, согласен. Но как все остальное из этого следует?
Федор Федорович несколько ошалело посмотрел на Платона. То, что главе «Инфокара» надо объяснять прописные истины, как-то не укладывалось у него в мозгу. И возникло нехорошее ощущение, что Платон не вполне владеет информацией.
* * *
— Платон Михайлович, — осторожно начал он, — я с вашей компанией общаюсь уже не первый год и могу совершенно точно сказать, что единственный человек, который внутри «Инфокара» действует точно по обозначенным мною правилам, — это Ларри. Из верхнего эшелона, я имею в виду. Что касается всех остальных — их либо не надо было привлекать с самого начала, либо необходимо немедленно выгнать. В широком смысле слова. Дать самостоятельный бизнес, назначить приличное содержание — что угодно, только не использовать в непосредственной близости от вас. И лишить всяких полномочий. Не хочу быть пророком, но если вы немедленно не примете соответствующих мер, то потеряете и Мусу, и Марка Наумовича. Вы знаете, что Терьяна вы практически убили собственными руками?
Платон уставился на Федора Федоровича. Ему показалось на мгновение, что он ослышался.
