пределами не может быть ничего (даже космоса).
Есть ли трансцендентный перводвижитель сфер (то есть превосходящий и неподвижный перводвижитель сфер и всего остального)? Аристотель не мог дать определенного ответа на этот фундаментальный вопрос. В трактате «О небе» он пришел к выводу, что сфера неподвижных звезд и есть изначальный перводвижитель (хотя сама эта сфера движется) и потому это самый главный и наивысший бог; но в десятой книге «Метафизики» он делает другой вывод: за неподвижными звездами есть недвижимый перводвижитель, который влияет на все небесные перемещения, как Любимый влияет на Любящего. Это подразумевает, что небесные тела, помимо того что имеют божественную природу, еще и живые, чувствующие. Аристотель в очередной раз демонстрирует, что античная физика и античная астрономия были очень близки к метафизике, настолько близки, что невозможно понять, где заканчивается одно и начинается другое. Это астрономия, метафизика или теология?
Куда реалистичнее проявляется Аристотель в дискуссии о форме Земли и оценке ее размера. Земля должна иметь форму шара по причинам симметрии и равновесия; стихии, которые падают на нее, падают со всех сторон, а конечным результатом всех отложений может быть только шар. Более того, во время лунных затмений край тени всегда кругл, а если ехать на север (или на юг), общая картина звездного неба меняется; появляются новые звезды и исчезают знакомые. То, что небольшое перемещение вдоль меридиана производит такое различие, служит доказательством сравнительно малого размера Земли. Вот соответствующий текст:
«Стоит нам немного переместиться к югу или к северу, как горизонт явственно становится другим: картина звездного неба над головой значительно меняется, и при переезде на север или на юг видны не одни и те же звезды. Так, некоторые звезды, видимые в Египте и в районе Кипра, не видны в северных странах, а звезды, которые в северных странах видны постоянно, в указанных областях заходят. Таким образом, из этого ясно не только то, что Земля круглой формы, но и то, что она небольшой шар: иначе мы не замечали бы [указанных изменений] столь быстро в результате столь незначительного перемещения.
Поэтому те, кто полагает, что область Геракловых столпов соприкасается с областью Индии и что в этом смысле океан един, думается, придерживаются не таких уж невероятных воззрений. В доказательство своих слов они, между прочим, ссылаются на слонов, род которых обитает в обеих этих окраинных областях: оконечности [ойкумены] потому, мол, имеют этот [общий] признак, что соприкасаются.
И наконец, те математики, которые берутся вычислять величину [земной] окружности, говорят, что она составляет около четырехсот тысяч [стадиев].
Судя по этому, тело Земли должно быть не только шарообразным, но и небольшим по сравнению с величиной других звезд»[141].
Математики, о которых идет речь, – вероятно, Евдокс и Каллипп. Их оценка размера Земли, приведенная Аристотелем, – самая ранняя в своем роде; выведенные ими размеры слишком велики, однако примечательны. Этот фрагмент Аристотеля был первым, из которого, в конце концов, в 1492 г. выросли героические опыты Христофора Колумба.
Главным достижением астрономов того периода, если не самого Аристотеля, стало завершение теории гомоцентрических сфер. Это подразумевало доступность довольно большого количества наблюдений за Солнцем, Луной и планетами. Откуда их брали Евдокс, Каллипп и Аристотель? Из Египта и Вавилона.
В комментарии к трактату «О небе» Симпликий пишет, что египтяне обладали сокровищницей наблюдений, продолжавшихся 630 тысяч лет, а вавилоняне накопили наблюдения за 1 миллион 440 тысяч лет. Более скромную (в передаче Симпликия) оценку дает Порфирий, по мнению которого наблюдения, присланные по просьбе Аристотеля Каллисфеном из Вавилона, охватывали период в 31 тысячу лет. Все это фантастика, но восточные многовековые наблюдения в самом деле были доступны греческим теоретикам и оказались достаточными для их цели. Греки добыли нужные результаты в Египте и Вавилоне; они не могли получить их в Греции, где ученые предпочитали философствовать каждый на свой лад и где ни одно учреждение не было готово вести непрерывные астрономические наблюдения в течение многих веков. Преувеличения Симпликия – просто дань древности и достойной восхищения традиции восточной астрономии.
Возвращаемся к Аристотелю. Хотя в общих чертах он был знаком с египетской и вавилонской астрономией, не так нуждался в их наблюдениях, как профессионалы – например, Евдокс и Каллипп. Будучи в первую очередь философом, Аристотель больше интересовался общими вопросами, в которых от астрономических наблюдений было мало толку. Например, в трактате «О небе» мы находим дискуссии об общем очертании неба, об очертании звезд, о субстанции звезд и планет (которую он считал «эфиром»), о музыкальной гармонии, порождаемой их движениями. Это может показаться очень глупым, но, отдавая должное Аристотелю и его современникам, следует помнить, что необходимо было задать и обсудить много ненужных и лишних вопросов, прежде чем из общей массы выделялись вопросы насущные. Всякий раз, когда задается нужный вопрос, в науке происходит огромный прогресс; вопрос в надлежащей форме – почти половина решения, но едва ли можно ожидать, что правильные вопросы откроются в самом начале.
Судьба Аристотелевой астрономии своеобразна. Теорию гомоцентрических сфер со временем вытеснили теории эпициклов и теории эксцентров, которые в конце концов оформились в «Альмагесте» Птолемея (II – 1). Позже, когда недостатки «Альмагеста» стали более явными, некоторые астрономы вернулись к Аристотелю. История средневековой астрономии – во многом история конфликта между идеями Птолемея и Аристотеля; последние были сравнительно отсталыми, и потому рост сторонников Аристотеля тормозил развитие астрономии.
Автолик Питанский
В завершение обзора математики и астрономии в золотой век мы должны поговорить об одном великом человеке, без которого рассказ будет неполным. Автолик родился в Питане во второй половине IV в. до н. э., а расцвет его деятельности, скорее всего, приходился на последнее десятилетие века. Он был старшим современником Евклида. Поэтому Автолик символизирует собой как бы переход от великой эллинской школы математики к александрийской эпохе.
О нем почти ничего не известно, даже того, в каком городе он жил. Поехал ли он в Афины? Такое было бы вполне естественно. Однако Питана была цивилизованным и утонченным местом, портовым городом, удачно расположенным напротив острова Лесбос, не очень далеко от Ассоса, где преподавал Аристотель. Нам известно, что Автолик был учителем своего земляка Аркесилая Питан – ского (315–240), основателя Средней Академии. Значит, примерно на рубеже веков он жил в Питане.
Отсутствие сведений о его биографии и личности резко контрастирует с тем, что Автолик написал два важных математических трактата – самые первые книги на греческом в своем роде, которые дошли до нас целиком. Его труды известны нам прекрасно, но о нем самом мы не знаем ничего, кроме того,
