города или даже провинции.
Желание выдать дочь за сына де Лувуа? Сам он из рода, в котором никто не совершал беззаконных деяний, и когда один из его предков, Матье де Монморанси, взял в жены королеву с малолетним сыном, то разрешение на это им было получено от Генеральных Штатов… Что же касается рода де Лувуа…
Со всеми возможными знаками уважения маршалу де Люксембургу была возвращена свобода, но поскольку вокруг его имени возник немалый шум, король поспешил отправить его в изгнание в его собственный замок Пине, неподалеку от Труа. Считая, что маршал бесповоротно лишился королевской милости, все кредиторы, — а их у Франсуа оказалось множество, — предъявили ему счета. Изабель и де Конде расплатились с ними до последнего су.
Между тем вновь вспыхнули войны. Война с Вильгельмом Оранским, наместником Нидерландов. В Англии англичане изгнали своего короля-католика Якова II, брата умершего Карла II, и Людовик дал ему приют, поселив в Сен-Жерменском дворце, который теперь был оставлен королевским двором навсегда. Королевской армии нужен был главнокомандующий. Маршал де Тюренн давно умер, а недавно умер и принц де Конде, нанеся сердцу Изабель еще одну незаживающую рану. Единственным, кто мог встать во главе армии, был герцог Люксембургский. Король призвал Франсуа в Версаль.
Он выехал оттуда главнокомандующим Северной армией, и Изабель заплакала от гордости, как когда-то плакала от радости в Бастилии, воочию убедившись, что Франсуа жив. Она не сомневалась, что брат ее еще совершит подвиги!
И вот теперь Изабель вместе с матерью участвовали в триумфе Франсуа Люксембургского. Чем ближе они подъезжали к собору Парижской Богоматери, тем плотнее становилась толпа, тем восторженнее она ревела, и тем громче звонили колокола на башнях-близнецах в ожидании, когда загудит басом самый большой бронзовый колокол, приветствуя героя. Из уст в уста передавались названия городов, где были одержаны победы: Флерус, Лёр, Штейнкерк, Неервинденская равнина… Победы, которые вынудили Вильгельма Оранского забиться в унылый замок Лоо и залечивать там раны. Передавались подробности, рожденные пылкой фантазией восторженных почитателей. И все знали, что после торжественного молебна король устроит герою прием необыкновенной пышности.
А пока толпа приветствовала мать героя, выглядевшую величественно в черных кружевах с мерцающей ниткой жемчуга на шее. И его сестру, «королеву вандалов», все еще красивую, несмотря на свои шестьдесят лет, в платье из серебристой парчи, с короной, усыпанной бриллиантами, на голове, поддерживающей вуаль из муслина такого же голубого цвета, как голубая орденская лента у нее на груди. У входа их ждал служитель, чтобы проводить к местам на хорах, но прежде чем подняться туда, они подошли к главному алтарю и преклонили перед ним колени, благодаря Господа за дарованный им миг счастья.
Изабель почувствовала, как дрожит в ее руке рука взволнованной до глубины души матери, и сжала ее покрепче, надеясь успокоить. Она и сама с трудом сдерживала слезы. Этот молебен напомнил ей другой, давний… Тот, которым началась Фронда. Король был тогда юн, а рядом с Изабель сидел ее муж Гаспар де Шатильон. Он представлял принца де Конде, который тогда лежал больной в постели. Принца не было и на этом молебне. Вот уже семь лет, как Господь забрал его после того, как он смиренно покаялся во всех грехах. Она плакала о нем так, как не плакала никогда. И оплакивает до сих пор…
Но сегодня, в день славы Франсуа, горе ее неуместно. Изабель вытерла повлажневшие глаза и огляделась. Тысячи свечей освещали собор, облачившийся в самые нарядные свои одежды — знамена, штандарты, орифламмы, отобранные в боях у врага. Шелковые разноцветные полотнища, расшитые золотом и серебром, колыхались, мерцая, над головами, заслоняя темные своды. Волшебное зрелище! Это Франсуа привез все эти знамена!
Вдруг загудел басом самый большой колокол. Будто забилось сердце собора навстречу небольшого роста человеку с искривленной горбом спиной. Невеликий ростом, он стал великим, благодаря своим победам. Восторженный рев толпы приветствовал его появление, и вот он застыл на пороге, и рядом с ним его четыре сына и лучшие офицеры. Толпа запрудила проход, люди хотели коснуться его и не давали пройти к алтарю, где его ждал архиепископ с причтом.
И тогда младший брат принца де Конде и кузен Франсуа, принц де Конти, воздев руки вверх, громко провозгласил:
— Дорогу знаменщику Божьей Матери! Дорогу знаменщику!
И люди расступились, а призыв покатился дальше. Его подхватили на паперти, на площади, на улицах. Остановили его только крепостные стены.
— Слава! Слава знаменщику Божьей Матери!
Прижавшись друг к другу, Изабель и госпожа де Бутвиль плакали счастливыми слезами.
Год спустя в небольших покоях в Версале, куда король пригласил его на празднование Нового года, Франсуа де Монморанси-Бутвиль, герцог де Пине-Люксембург, принц де Тэнгри, маршал и пэр Франции, скончался от воспаления легких. Его торжественно отпели в церкви Сен-Поль-Сен-Луи на улице Сент-Антуан, но Изабель на панихиде не присутствовала.
Узнав о смерти брата, обезумев от горя, она побежала в монастырь Сен-Сакреман. После смерти своего мужа она купила особняк Жевре на улице Шерш-Миди, только потому, что сад этого особняка переходил в сад монастыря. С тех пор Изабель много времени проводила в монастыре.
Она бежала по холоду, простудилась и заболела. Но не осталась в монастыре, где матушка настоятельница хотела уложить ее в постель и приставить к ней монахиню, чтобы та за ней ухаживала. Изабель вернулась к себе, кашляя так, что у нее разрывалась грудь. Она поняла, что у нее та же болезнь, что и у Франсуа, и это ее утешало.
Обеспокоенная Агата вошла к ней в спальню. Муж Агаты по-прежнему служил в Шантийи и, как им сообщили, серьезно заболел там. Изабель улыбнулась подруге-камеристке.
— Ни о чем не тревожьтесь и езжайте к мужу, — сказала она. — Бастий вас сейчас отвезет.
Бастий попробовал отказаться.
— Не соизволите ли вы дать это поручение кому-нибудь другому? Сейчас уже поздний час и…
— Мне будет спокойнее, если поедешь ты. А потом вернешься.
— Вы уверены?
— Безусловно. Нечего волноваться. До завтра, Бастий. Поезжай быстрее.
Изабель протянула верному Бастию руку, и он осмелился коснуться ее губами. Рука была очень горячей.
Бастий и Агата уехали. Изабель легла, попросила принести ей чаю с вербеной и больше ее не беспокоить. Ей хотелось… спать.
Но она чувствовала, что близок ее смертный сон, и хотела погрузиться в него одна, вспоминая о двух мужчинах, которых любила всю жизнь.
Утром она не проснулась. Это было утро двадцать четвертого января 1695 года.
В этот день шел снег…
Сен-Манде, январь 2013
