class="subtitle">А. Л. С
С перспективы сегодняшнего дня можно абсолютно точно сказать, что счастливым поворотным моментом моей биографии не только как букиниста и как коллекционера, но и как ученого стала встреча с А. Л. С.
Произошло это не позднее весны 1992 года или же в конце 1991-го; сейчас уже вспомнить мне сложно. Если и есть способ уточнить, то лишь по каталогам «Акции» того времени (книги я помню традиционно лучше и по ним могу восстановить хронологию). В любом случае, как-то начал к нам в лавку приходить лохматый молодой человек, слушал Нину Хаген и одевался как металлист (не знаю, может быть, уже надо пояснять, – так называли людей, которые слушали Heavy metal и одевались сообразно своим музыкальным вкусам). Он был въедливый, начитанный и очень ядовитый на язык. Как я понял, он пробует свои силы в антикварной торговле, но не просто «покупает подешевле – продает подороже», но еще и что-то изучает; в то время он заканчивал филологический факультет МГУ, интересовался творчеством Ф. К. Сологуба и З. Н. Гиппиус. Поскольку на горизонте антикварного мира я сверстников тогда не встречал вообще, а основной корпус московских книжников были постарше моих родителей, то А. Л. С., который был на три или четыре года старше, оказался единственным, с кем просто можно было нормально поговорить о книгах, оставаясь на равных.
Кроме того, для А. Л. С. приятельские отношения со мной были важны, и тому была причина: на аукционы «Акции» книги несли валом, плюс собственные книги магазина, описание же книг лежало с 1992 года практически полностью на мне. Я стучал на машинке, работая без выходных, приходя раньше всех и уходя затемно, но все равно физически не успевал описать всего запаса. Неминуемое затоваривание было моей головной болью, и описание мною велось уже с учетом приоритетов: в первую очередь я описывал хорошие редкие книги, вслед за ними – книги «Акции» и ее сотрудников и затем уже обычные книги сторонних сдатчиков (при этом свои книги я и вовсе описывал дома). При такой последовательности принесенная книга могла быть поставлена не на ближайший аукцион, а на следующий или даже через один. Для книжника же, который «покупает подешевле – продает подороже», важно было как можно скорее вернуть свои деньги и купить новых книг, чтобы процесс не останавливался. Особенно время имело значение тогда – в эпоху сумасшедшей инфляции.
Поэтому А. Л. С. понимал, что если у нас будут нормальные отношения, то я не буду «тормозить» описание его книг. Так оно и было: примерно в тот момент А. Л. С. обустраивал с женой свой студенческий быт, и от моей расторопности явно имелась прямая зависимость, так что я старался описывать его книги без задержек. Может, я и раздражал его своим яканьем, но грубо поставить меня на место он тоже остерегался. С другими моими коллегами ему бы пришлось во много раз хуже.
Одновременно А. Л. С. быстро постигал азы антикварной торговли. Сразу было понятно, что он хорошо знает (или еще не успел забыть) историю литературы, но собственно литературой (поэзией, прозой, критикой) и литературоведением ведь репертуар русской книги отнюдь не ограничивается. Не зная цен многих купленных им книг из других областей, он быстро осознал смысл «вторых цен» в аукционных квитанциях, и поначалу мы бодались с ним, чтобы эти цены определить. Боясь прогадать, он каждый раз превращал процесс ценообразования в цирк (особенно почему-то врезалось в память, как он принес билибинские детские книжки, а мы как раз ими торговали хорошо, но договориться о второй цене не удалось). Впрочем, и здесь я довольно быстро от него отстал и спрашивал «вторые цены» не на все, а лишь на то, что можно продать быстро, значит, и ему тоже можно было бы выдать деньги быстро.
Мы стали общаться, может и помимо «Акции»; по крайней мере, я был у него в гостях, когда они еще жили с родителями, то есть я познакомился и с ними тоже довольно давно. Одновременно с этим я нашел способ, чтобы все его книги, а не только наиболее интересные, попадали на ближайший аукцион без осечек. Способ этот – вкладывать в книгу карточку с минимальными сведениями (автор, название, сведения об издательстве, год издания и количество страниц). Дело не в моей лени, как он наверняка думает до сих пор, но в недостатке времени, особенно необходимом даже не на само описание, а на пересчет страниц. Так постепенно А. Л. С. начал описывать свои книги сам.
Продолжалось это некоторое время, но в конце года произошел интересный случай. Как я помню, принес А. Л. С. очередную порцию, я сижу, пишу квитанцию. Среди его свежих покупок оказалось довольно популярное тогда издание – «Генеральный план реконструкции Москвы» (позднее такие книги получили название «парадных»), а у меня был знакомый, который как раз ее искал. Ну я и говорю: а сколько ты хочешь, чтобы я продал ее за пару дней, у меня есть покупатель. А. Л. С. цены не знал, и началось перетягивание каната, в букинистическом мире именуемое «Сколько хочешь? – Сколько дашь?». Я пообещал, что, может, долларов даже за сто ее пристрою. Он спросил, «на руки ли», я помялся и сказал: «ну давай попробуем так». Дальше я продал книгу, отдал А. Л. С. 100 долларов, как то условился с К. К., но сам продал ее так неплохо, что заработал после всех раздач 200 долларов чистыми. Это в конце 1992 года было для меня ощутимой суммой.
И вот настает 31 декабря, в этот день мы всегда засиживались на работе. Днем пришел А. Л. С., и мы о чем-то говорили, кажется, они с Натальей сняли квартиру, цветущего вида он не имел, а был замученный. Стояли мы на лестнице, там всегда все курили с К. К. В общем, как-то перебрасывался я с А. Л. С. словами, и стало мне стыдно: то ли мы с ним друзья, то ли я на нем просто зарабатываю. Все-таки моя интеллигентская картина мира хотя и сильно изменилась под воздействием денег, но оставались какие-то понятия о приличии. Попросил его обождать и принес ему 150 долларов: «Мне неожиданно за Генплан заплатили больше, пусть это будет подарок вам на Новый год». Так и простились. История с Генпланом произвела на А. Л. С. столь серьезный эффект, что отношения наши заметно улучшились; с того момента, как я позднее понял, А. Л. С. начал мне доверять.
Но запомнил я этот день первоначально совсем по иной
