не говорю о том, что часто лишь у нас люди могут получить качественное медицинское обслуживание. Местный уровень медицины даже мне, имеющей лишь навыки первой помощи и ухода за больными, кажется весьма низким. О санитарии тут имеют весьма слабое представление. Врачи даже руки перед операциями моют не всегда, а лекарства таковы, что смягчая симптомы одной болезни, они провоцируют другие. Они часто применяют ударные доли мышьяка, ртути и растительных ядов, проводят разные магические ритуалы и пускают кровь по любому поводу даже детям и истощённым больным! Они кашель лечат порошком из высушенного языка повешенного, представляете?
— Это прискорбно, — кивнул Азаров, задумчиво глядя на девушку, которая была искренне взволнована.
Ему нелегко было смириться с тем, что придётся оставить её в этом чужом мире, но при этом он видел, что она приехала на «Паладин» только для того, чтоб заявить о своём решении и попрощаться с сослуживцами. Мыслями и душой она была там, в луаре, под крышей своего лазарета, где её ждали страждущие.
Мерседес всегда была немного странной, очень умной, разностороннее развитой и образованной, что и было решающим доводом в пользу того, чтоб принять её в экипаж «Паладина». Она получила диплом инженера по эксплуатации систем жизнеобеспечения звездолётов, имела степени бакалавра по химии, физике и истории, изучала медицину и психологию, но резюме в кадровый центр звёздного флота подала, как механик. В полёте и дома она постоянно читала книги, посещала и слушала курсы по различным научным дисциплинам, и Азаров догадывался, что она продолжает искать своё предназначение. И вот, кажется, она его нашла. Теперь перед Азаровым сидела спокойная уверенная в себе женщина, нашедшая свой путь в этой жизни и готовая взвалить на плечи скорби многих, и при этом нести их с достоинством и добротой к ближним.
— Я вижу, что вам нелегко принять моё решение, командор, — с мягкой улыбкой произнесла она. — Мы все любим Землю, она кажется нам землёй обетованной, самой лучшей, самой родной и самой удобной для жизни. И трудно поверить, что кто-то захочет променять её на маленький дикий мирок. Но иногда нужно отречься от комфорта ради других людей. Я счастлива здесь, как ни была счастлива нигде. Я нужна этим людям, я люблю их, и они отвечают мне тем же. Мы можем улететь и оставить их во тьме, но я хочу остаться с ними и нести им свет нашего мира. Я знаю, как нужно жить, и буду учить их этому.
— Я не могу запретить вам остаться здесь, Мерседес, — вздохнул Азаров. — Я не могу увезти вас отсюда против вашей воли, но я, действительно, беспокоюсь о вашем будущем. К сожалению, наша история пестрит примерами, когда такое подвижничество приводило к печальным результатам. Впрочем, вы и сами знаете это и, тем не менее, приняли такое сложное решение. Я отношусь к нему с уважением и принимаю вашу отставку. Однако, может быть, я могу чем-то помочь вам, чем-то облегчить вашу дальнейшую жизнь здесь?
— Позвольте мне взять из библиотеки справочники по медицине и траволечению, — попросила она.
— Конечно, берите всё, что сочтёте нужным, — кивнул он. — Я советую вам до вашего отъезда поговорить с доктором МакЛареном и Елизаром Дакостой. Оба они сведущи в траволечении и магической медицине, которая может быть применена в этом мире. И ещё я, пожалуй, прикажу, выгрузить со складов звездолёта контейнеры с медикаментами, которые могут быть вам полезны в вашей работе. Думаю, что «Пилигрим» так же может оставить для вас часть своих запасов.
— Это было бы прекрасно! — воскликнула она с радостью.
— Если мы ещё можем хоть чем-то быть полезными вашей миссии, вам стоит только сказать, — улыбнулся он. — Если честно, я восхищаюсь вами, Мерседес, и желаю вам успехов в вашем нелёгком деле.
— Оно, действительно, нелёгкое, командор, — согласилась она, — но вполне осуществимое. У меня много времени впереди, и я надеюсь, что смогу изменить этот мир к лучшему. Я хочу, чтоб зёрна добра и милосердия проросли в сердцах этих людей.
— Так и будет, — раздался позади неё мягкий баритон, и, обернувшись, она увидела в дверях отсека командора Олдриджа. — Мы оставляем здесь вполне жизнеспособные ростки самых добрых чувств и идей, и почва тут вполне благодатная для них. У вас всё получится, Мерседес. А пока пойдёмте на склад, посмотрим, что мы можем оставить здесь более вещественное, чем добрые мысли.
Кирилл Оршанин тоже заметил, как ожил его радиобраслет, и тут же связался со своими друзьями «на воле». В эти дни, когда к баркентине возвращались так долго отсутствовавшие друзья, ему хотелось увидеться с ними, но карантин – штука серьёзная, и ему приходилось сидеть взаперти в медицинском изоляторе, читая книги, которые принесли ему из библиотеки, и раздумывая о смысле бытия.
Известие о том, что в гости приехали вернувшиеся из луара де Толли, Гершман и Триггви повергло его едва ли не в отчаяние. Ему уже сообщили о том, что войны удалось избежать, и он жаждал услышать подробности, потому появление доктора МакЛарена он воспринял с радостью и надеждой. Тот пришёл с небольшим чемоданчиком, в котором была смонтирована переносная лаборатория, и сразу же взял у Кирилла пару капель крови, которые прямо в пробирке опустил в гнездо анализатора. Аппарат деловито загудел и вскоре выплюнул из своего паза тонкий розоватый листок с развёрнутой распечаткой результатов анализа.
Оршанин с нетерпением смотрел на МакЛарена, который внимательно изучал распечатку, не спеша читая текст, пестрящий цифрами и латинскими буквами.
- Ну, могу я выйти из своего заточения, док? – наконец, не выдержал Кирилл.
- Можешь, - кивнул Джулиан и сложил листок пополам. - Здоров, как бык!
- А то я не знал, - проворчал Оршанин и задал вопрос, который давно волновал его: – Как там наш король?
- Ты знаешь, неплохо, - отключая аппаратуру, ответил доктор. - Последние тесты показали, что возбудителей лепры в его организме не осталось. Регенерация идёт нормально для его состояния, печень и селезёнка уже работают самостоятельно. Сердце тоже. Но дышать мы ему пока не даём, насыщаем кислородом раствор, в котором он находится. Пока он в коме, так лучше. Теперь, когда мы смогли подключить его к аппаратам жизнеобеспечения, я думаю можно говорить о том, что жить он будет. Большего пока сказать не могу.
- А можно на него взглянуть?
