Ознакомительная версия. Доступно 43 страниц из 211
Мистер Мур осторожно похлопывал себя по щекам, пытаясь совладать с этой идеей.
— Дайте-ка разобраться: вы предполагаете, что Рузвельт прикажет Военно-морским силам Соединенных Штатов вторгнуться в Гринвич-Виллидж и вступить в бой с Гудзонскими Пыльниками?
Рот доктора снова скривился в легкой ухмылке:
— По сути, да.
Немедля вмешался Маркус:
— Может, звучит и абсурдно, Джон, — воскликнул он, воодушевленный идеей. — Но в отчетах все окажется вовсе не так. Приключись какое-нибудь насилие, его попросту воспримут как обычную стычку моряков с бандитами. А пока она будет продолжаться, мы сможем сделать все, что должны.
Доктор сунул письмо от Рузвельта в карман сюртука и кинулся к лестнице:
— Немедля позвоню ему в Вашингтон, — объявил он, направляясь на кухню. — Нельзя терять время — эта женщина уже сейчас должна планировать свой побег из города!
В доме внезапно появилось новое ощущение жизни, рожденное, как я понимал, одной только возможностью пусть даже непрямого вмешательства в дело мистера Рузвельта. Так уж он влиял на людей, этот бывший полицейский уполномоченный: среди всех близких друзей доктора не было никого с более чистой любовью к жизни, к действию — и, что самое главное, к хорошей схватке, будь то бокс, политика или война. Но он к тому же был добрым человеком, мистер Рузвельт, добрее всех, кто побывал в доме доктора, пока я в нем жил; и я сообразил, что даже я, при всем моем опечаленном состоянии, немало приободрился от мысли о том, что он может помочь нам отдать Либби Хатч в руки правосудия. О, идея, конечно, сумасшедшая, тут мистер Мур был прав; но практически любое предприятие, в котором принимал участие мистер Рузвельт, казалось поначалу сумасшедшим, — однако большая их часть увенчивалась не просто важными, но счастливыми результатами. И потому, ожидая возвращения доктора из буфетной, мы принялись обсуждать подробности плана с интересом, граничащим с энтузиазмом — энтузиазмом тем более удивительным, памятуя о том, через что мы все прошли.
Когда доктор вернулся наверх, он казался если и не совершенно взволнованным, то уж, по крайней мере, чрезвычайно удовлетворенным.
— Он это сделает. Он хочет, чтобы мы подождали здесь — кто-то с верфи позвонит нам и сообщит, какой корабль будет в нашем распоряжении и когда. Но он обещает все действо сегодня вечером.
Мистер Мур издал еще один стон недоверия, но к этому моменту улыбался даже он:
— И да поможет нам бог…
Так потянулись долгие часы ожидания. В первые два наше тихое предвкушение, подпитываемое кофе Сайруса, переросло в какое-то странное нетерпение; но с исходом дня это чувство начало ослабевать, по большей части — из-за исключительного молчания телефона и дверного звонка. Мистер Рузвельт был не из тех, кто тратит время зря; и тот факт, что мы пока не получили известий ни от кого из его людей, ни из Бруклина, ни откуда-то еще, как будто сбивал с толку. Дождь не прекращался, и в конце концов его размеренный ритм помог изнеможению овладеть каждым из нас: сколь бы мы ни рвались в бой, это не отменяло того, что никто из нас не проспал больше какого-то часа с самого субботнего вечера. Один за другим члены нашего отряда начали расползаться по спальням прикорнуть, и все, включая меня, приходили в себя от этих прерывистых дремотных приступов, чтобы узнать неутешительную новость: никаких новостей ни из Вашингтона, ни из Бруклина до сих пор не поступило.
Наконец, когда было уже почти пять вечера, доктор спустился вниз и снова позвонил мистеру Рузвельту — но на сей раз он вернулся в совершенно ином настроении. У него не вышло связаться с другом, но зато из разговора с секретарем мистера Рузвельта удалось вынести отчетливое ощущение того, что этот человек у себя и специально уклоняется от разговора с доктором. Никто не мог вообще ничего понять: мистер Рузвельт никогда не избегал ни с кем прямых разговоров с глазу на глаз, в особенности с теми, кого любил и уважал. Если бы выяснилось, что он не может выполнить ранее данное доктору обещание, он бы, конечно, подошел к телефону и так бы и сказал. Но чем же тогда все это объяснялось? Неужели он каким-то образом обнаружил в деле Либби Хатч связь с Испанией и решил следовать своим собственным курсом?
Вопросы эти были совершенно не из тех, что могли бы оживить ослабевший энтузиазм; и к семи часам вся наша когорта сонно рассредоточилась по гостиной доктора. Дождь наконец утих, я лежал перед одним из распахнутых двустворчатых окон на покрытом ковром полу, позволяя прохладному воздуху, который гроза принесла в город, играть у моего лица и клонить меня в первый настоящий пристойный сон за день. Однако дрема оказалась некрепкой, ее с легкостью прервал звук снаружи — и этот приближающийся звук, услышанный мною примерно в половине восьмого, был одновременно и столь знакомым, и столь неуместным, что я честно не мог сказать, сплю или нет:
То был сильный, высокий голос мистера Рузвельта.
— Ждите здесь! — сказал он; и тогда я услышал звук захлопнувшейся двери экипажа. — Вы отвезете нас на верфь, как только мы сможем поговорить с остальными!
— Есть, сэр! — донесся с готовностью бодрый ответ, отчего я перекатился и выглянул наружу.
А там — здрасьте-пожалуйста! — стоял заместитель министра военно-морских сил собственной персоной, в своем лучшем черном костюме, бок о бок с человеком постарше в форме морского офицера.
— Господи Иисусе! — пробормотал я, протирая глаза, дабы убедиться, что мне не привиделось. — Господи Иисусе! — повторил я столь громко, что все остальные начали собираться у окон. Совершенно не в состоянии справиться с расплывающейся улыбкой, я вскочил на ноги и начал трясти все плечи, которые только успевал ухватить. — Он здесь! Доктор… мисс Говард… это мистер Рузвельт! Он здесь! Господи Иисусе!
При этой новости все остальные поднялись, с таким же недоумением и недоверием собственным чувствам, что и я, — ну то есть, до тех пор, пока не услышали, как открылась входная дверь.
— Доктор? — рявкнули снизу. — Мур! Да где вы все, разрази вас гром? — Тяжелые шаги застучали по ступенькам, а выкрики не прекращались: — И где блистательная Сара Говард, мой бывший секретарь?
Еще несколько шагов, и вот из тени наверху лестницы начали проступать черты, которые нельзя было перепутать ни с чьими: словно какая-то обратная версия Чеширского Кота мистера Льюиса Кэрролла, мистер Рузвельт начал появляться с усмешки — его крупные зубы сверкали даже в полной темноте. Следующими показались маленькие косящие глаза за небольшими очками в стальной оправе, и, наконец, — квадратная голова, пышные усы и гигантская бочка грудной клетки, причем последняя после ужасной астмы в детстве окрепла так, что стала одной из самых мощных в мире.
— Что ж! — вскричал он, проходя в холл в сопровождении куда более спокойного — и очень мудрого на вид — морского офицера. — Это мне нравится! Преступность и грубый произвол распускаются пышным цветом, а вы все валяете дурака, как будто ничего нельзя предпринять!
Войдя в гостиную, он упер руки в бока, по-прежнему ухмыляясь до ушей; потом резко протянул свою лапищу доктору:
Ознакомительная версия. Доступно 43 страниц из 211
