по Курфюрстендамм
Слонялся праздно и под вечер
Увидел праздную мадам,
Она слонялась мне навстречу.
Я увидал ее и вот
Стою, забыв все мира виды.
Какая грудь! Какой живот!
А зад, что сад Семирамиды!
Она была лицом бела,
Щеками розова и в целом
Столь соблазнительна была,
Что мое тело захотело
С ее соединиться телом.
Просил я страстно у мадам.
Нажав на все души педали.
Она сказала: вам я дам.
Но ведь не на Курфюрстендамм.
Давайте отойдем подале.
Мы отошли, и не угара
Я жар изведал, а безумья.
Я низвергался Ниагарой
И извергался, как Везувий.
В один клубок, в тугой комок
Мы с ней себя соединили
И стали словно осьминог,
И щупальцами шевелили.
Лодчонкой утлой в океан
Я, оторвавшись от причала,
Был унесен. Меня качало,
В моих глазах стоял туман
И музыка в ушах звучала.
Скрипела скрипка, и кларнет
С трубой выпиливали вальсы,
И хлюпал внутренний секрет,
Когда наружу выливался.
Тек пот, кипела крови плазма.
Мы тяжко, вроде рыб ли, жаб ли,
Дышали, и в момент оргазма
Взмывали ввысь, как дирижабли.
Так продолжалось много дней,
Ночей, рассветов и закатов.
Увы, пришла печали дата,
Пришла пора проститься с ней.
Проститься, что с небес спуститься.
Я после этого не жил,
А как подстреленная птица
На месте без толку кружил.
Страдал от жара и озноба.
Слоняясь по Курфюрстендамм,
В надежде снова встретить там
Свою неверную зазнобу,
Свою прекрасную мадам.
Я жил как бомж и как бездельник,
Хмельной, несчастный и без денег.
Печаль свою сквозь годы нес.
И вдруг в минувший понедельник
Мы с ней, столкнувшись к носу нос,
В оцепенении застыли.
И, потрясенья не тая,
Я закричал ей: это ты ли?
Она сказала: это я.
Она! Не мешкая нисколько,
Свою добычу я схватил,
И утащил домой и в койку,
И сразу к делу приступил.
Забыв задернуть занавески
И запереть забывши дверь,
Я рвал на ней одежды зверски
И сам при том рычал как зверь.
Любя ее и ненавидя,
Я до конца ее раздел.
Но, Боже, что же я увидел.
Когда добычу разглядел!
Заныло сердце, сбились мысли,
Произошел в душе обвал.
Die то, на что я уповал?
Живот обмяк, и зад увял,
Лицо морщины бороздили,
И сиськи жалкие обвисли.
Как вымпелы при полном штиле.
К тому ж была она хромой.
Кривой, на ухо туговатой,
Трясла в припадке головой
И затыкала туго ватой
Первичный признак половой.
Надежды юношей питают,
Пытают хвори стариков…
Меня в Берлине всякий знает,
Я был из первых ходоков.
Теперь же на Курфюрстендамм
Сижу немыт, небрит, нечесан,
На проходящих мимо дам
Смотрю с единственным вопросом.
Нет, не дадут иль не дадут,
А подадут ли… Осень близко,
Течет за ворот дождик склизкий,
И дамы, наклоняясь низко,
Мне в шляпу пфенниги кладут.
1999
* * *
По тропинке, по проселку,
по дороге столбовой
шел я, ростом невысокий,
с непокрытой головой.
Завершался день погожий…
Молодой и полный сил,
я на мир дивился Божий
и на девок глаз косил.
И вниманием ответным
Был отнюдь не обделен,
потому что был заметным
я еще со всех сторон.
Знал в делах своих удачу,
сам любил и был любим
дамой, жившею на даче
за забором голубым.
Судьбы наши там смыкались,
как под током провода…
Я спешил — уже смеркалось,
вышла первая звезда.
И мерцала и светила
мне как будто неспроста…
Как недавно это было!
Лет тому назад с полета.
Был я по уши влюбленным,
вожделением влеком…
Пахло в пункте населенном
шашлыком и молоком.
Яблони цвели и вишни,
пар стелился над рекой,
и из космоса Всевышний
мне помахивал рукой.
Декабрь 1999
КОЕ-ЧТО О РАДОСТЯХ ЛЮДСКИХ
Я был недавно в недальнем Где-то.
Там люди тесно живут, как в гетто.
Суровый климат — зима без лета…
И не хватает тепла и света.
Неотличимы там день от ночи,
и люди бродят во тьме на ощупь.
И хоть друг друга они не видят,
друг друга крепко все ненавидят.
Все злобой, словно мочой, пропахли,
и сами в злобе своей зачахли,
как куст иссохший чертополоха.
Не существуют, а прозябают.
И только радость у них бывает,
когда соседу бывает плохо.
Сломал ли ногу, свернул ли шею,
или украли в метро бумажник,
иль терпит в чем-то ином лишенья,
его соседям — и свет и праздник.
Так жизнь проходит во тьме и злобе.
Развлечься нечем душе и телу.
Но если кто-то кого угробил,
тогда, конечно, другое дело.
Январь 2000
БАБУШКИН ОБЕД
Шла бабушка, несла кошелку с овощами.
Спешила накормить свое семейство щами
С картошкой молодой, капустой и морковью
И прочей ерундой полезной для здоровья.
Шла бабушка… Был день воскресный, и погода
Прекрасна, как всегда в такое время года.
Ей встречная толпа улыбки излучала.
Казалось бы, ничто беды не предвещало.
О бабушка, яви немного уважения
Хотя бы не к себе, а к правилам движенья!
Куда там! Подошла она к проезжей части…
Еще мгновенье — и произойдет несчастье.
Стоп, старая! Постой! Не перейди предела!
Неужто тебе жизнь настолько надоела?
Вон слева светофор. Зажжется свет зеленый.
Ступай себе вперед
с неспешностью
