– Ты, – сказал он на фарси, – ты, я люблю тебя.
– Ты, я люблю тебя навсегда, – прошептала она, чувствуя, что сейчас расплачется. Она услышала, как он вздохнул, и поняла, что они снова вместе.
– Пора ехать домой, дорогая. – Он прижал ее к себе, обхватив обеими руками. – Пора нам всем ехать домой.
– Дом там, где ты, – сказала она, больше ничего не боясь.
Отель «Оазис». 23.52. Телефон, фальшивя, затрезвонил в темноте, вырвав Гаваллана из глубокого сна. Он нащупал трубку, включив лампу возле кровати.
– Алло?
– Привет, Эндрю, это Роджер Ньюбери, извини, что звоню так поздно, но то…
– О, все в порядке, я сказал звонить до полуночи, так что… как все прошло? – В аэропорту Ньюбери пообещал ему позвонить и рассказать, что произойдет дальше на приеме. Обычно Гаваллан в это время еще не спал, но сегодня он извинился и покинул праздничный стол сразу после десяти, заснув уже через несколько секунд. – Что насчет завтра?
– С восторгом сообщаю, что его превосходительство Абадани принял приглашение шейха провести завтрашний день на ястребиной охоте в оазисе Аль-Сал, поэтому с большой долей уверенности можно полагать, что он будет изолирован на целый день. Лично я ему не доверяю, Эндрю, поэтому мы настоятельно советуем вам вывезти вертолеты и людей как можно скорее и тише, а также прекратить здесь всякую деятельность на месяц-другой, пока мы не дадим знать, что все нормально. Хорошо?
– Да, отличная новость. Спасибо. – Гаваллан откинулся на подушку, чувствуя, что заново родился; постель была соблазнительна, сон манил. – Я уже и так планировал закрываться, – сказал он с огромным зевком. – Все подтверждения пришли, нас здесь не будет раньше, чем сядет солнце. – Он с самого начала услышал некую нервность в голосе Ньюбери, но отнес ее к общему возбужденному состоянию, подавил очередной зевок и добавил: – Мы со Скраггером будем последними, полетим в Бахрейн вместе с Касиги, чтобы проведать Мак-Айвера.
– Хорошо.
– Как, черт возьми, тебе удалось провернуть такое с Абадани, я не знаю – да и не хочу знать, – но весь наш коллектив снимает перед тобой шляпу.
– А сейчас… э-э… мне крайне неприятно сообщать тебе дурные вести вместе с хорошими, но мы только что получили телекс от Хенли из Тебриза.
Сонливость Гаваллана как рукой сняло.
– Неприятности?
– Боюсь, что да. Звучит все это странно, но вот что в нем говорится. – Послышался бумажный шелест, потом: – Хенли пишет: «Нам сообщают, что вчера или прошлой ночью на жизнь Хаким-хана было совершено какое-то покушение, предполагается, что капитан Йокконен каким-то образом к нему причастен. Прошлой ночью он бежал из Тебриза в сторону турецкой границы на своем вертолете, забрав с собой жену, Азадэ, против ее воли. От имени Хаким-хана был выписан ордер на его арест за покушение на убийство и похищение. Сейчас в Тебризе идут постоянные бои между соперничающими группировками, поэтому проверить точность информации несколько затруднительно. Дополнительные подробности будут высланы сразу же по их появлении». Все. Поразительно, ну? – Молчание. – Эндрю? Ты слушаешь?
– Да… да, слушаю. Я просто… просто… э… пытаюсь собраться с мыслями. А ошибка исключена?
– Я почти не сомневаюсь, что исключена. Я срочно затребовал дополнительные подробности; возможно, завтра мы что-нибудь узнаем. Я предлагаю вам связаться с финским послом в Лондоне, поставить его в известность. Телефон посольства 01–7668888. Мне жаль, что так все вышло.
Гаваллан поблагодарил его и, ошеломленный положил трубку.
ВОСКРЕСЕНЬЕ
4 мартаГЛАВА 72
Турецкая деревня. 10.20. Азадэ проснулась как от толчка. Какое-то мгновение она не могла вспомнить, где находится, потом комната проступила отчетливо – маленькая, бедная, с жестким соломенным матрасом на кровати, чистым, но грубым бельем и одеялами, – и она вспомнила, что это была деревенская гостиница и вчера на закате, несмотря на ее протесты и нежелание покидать Эрикки, майор и полицейский проводили ее сюда. Майор не принял ее отговорок и настоял на том, чтобы поужинать с ней в крошечном ресторанчике, который опустел сразу же, как только они там появились.
– Вы обязательно должны съесть что-нибудь, чтобы поддерживать в себе силы. Прошу вас, садитесь. Я закажу все, что вы будете есть, и для вашего мужа тоже распоряжусь, чтобы ему все отнесли. Вы бы хотели этого?
– Да, пожалуйста, – сказала она тоже по-турецки и села, поняв его завуалированную угрозу и чувствуя, как зашевелились волоски на шее. – Я могу заплатить.
Легчайший намек на улыбку тронул его губы.
– Как вам будет угодно.
– Благодарю вас, майор эфенди. Прошу вас, когда мы с мужем сможем уехать?
– Я обсужу это с вами завтра, не сегодня. – Он сделал знак полицейскому, чтобы тот встал у двери на страже. – Теперь мы будем говорить по-английски, – сказал он, раскрыв свой серебряный портсигар и предлагая ей.
– Нет, благодарю вас, я не курю. Пожалуйста, когда мне вернут мои драгоценности, майор эфенди?
Он выбрал сигарету и начал постукивать ее кончиком по крышке портсигара, внимательно глядя на нее.
– Как только это будет безопасно. Меня зовут Абдул Икаил. Я направлен работать в Ван и отвечаю за весь этот район до самой границы. – Он щелкнул зажигалкой, выпустил струю дыма, не отводя от нее взгляда. – Вы когда-нибудь бывали в Ване?
– Нет, не бывала.
– Маленький сонный городишко. Был, – поправился он, – до вашей революции. Хотя на границе жить всегда было трудно. – Он снова глубоко затянулся. – Нежелательные элементы с обеих сторон, стремящиеся перейти ее или убежать. Контрабандисты, торговцы наркотиками, оружием, воры – вся падаль, какую вы можете себе вообразить. – Он говорил все это обыденным тоном, размечая фразы клубочками сигаретного дыма. Воздух в маленьком обеденном зале был тяжелым и пах старой кухней, людьми и застоявшимся табачным дымом. Ее обуревали тяжелые предчувствия; пальцы поигрывали ремнем сумочки, висевшей на плече.
– А в Стамбуле бывали? – спросил он.
– Да. Один раз провела там несколько дней, когда была еще маленькой девочкой. Ездила туда с отцом, у него там были дела, а я, я должна была сесть на самолет, чтобы лететь в школу в Швейцарии.
– Я никогда не был в Швейцарии. Один раз ездил в Рим, в отпуск. И в Бонн – на курсы для полицейских и еще раз на курсы в Лондон, но в Швейцарии не бывал.
Некоторое время он молча курил, погруженный в собственные мысли, потом затушил сигарету о пепельницу с щербатым краем и подозвал владельца гостиницы, смиренно стоявшего у двери и ожидавшего, когда можно будет принять заказ. Еда была простой, но вкусной и подавалась с огромной, нервной подобострастностью, которая еще больше ее расстроила. Было ясно, что деревня не привыкла к визитам столь высокопоставленных особ.
