Ознакомительная версия. Доступно 50 страниц из 250
Услышав эти прославленные названия, Антоний взвыл, как раненый зверь:
— Нет! Нет!
— Остальные будут расформированы, воины войдут в состав других легионов в обычном порядке, — закончил Канидий. — При этом все положенные льготы за ними сохраняются и землю по выслуге они получат в Италии.
Антоний, не слушая его дальше, повернулся ко мне.
— Да, это именно то, что им нужно. Вспомни раненого ветерана — тогда, после Парфии, когда мы совершали обход. Он еще говорил, что хочет получить участок в Италии, а не где-то за границей. Старый служака… О боги, неужели и он пал при Актии? Не взойди он на борт одного из моих кораблей, теперь он получил бы землю, о которой мечтал!
С этими словами Антоний упал на кровать, бия себя в грудь.
Канидий посмотрел на меня, глаза его расширились.
— Он ведет себя так с самой битвы, — сказала я. — Не удивляйся и не тревожься.
Канидий, однако, не мог не встревожиться.
— Госпожа, — сказал он, — это самое печальное зрелище, какое мне выпало видеть за всю войну.
Наконец Антоний сел и утер слезы.
— Прошу прощения, — пробормотал он. — Но старый солдат…
Он покачал головой.
— Я вынужден был бежать, — продолжил Канидий. — Мне не приходилось ждать милости от Октавиана. Но… — Он помедлил. — Ты должен знать правду. Пока я оставался с ними, условия сдачи не были полностью согласованы. Однако окончательная официальная версия гласит, что солдаты доблестно сражались, пока трусливый командир не предал их, бежав с поля боя.
Ох, как некстати эти слова! Но откуда Канидию было знать?..
Антоний глубоко вздохнул, но промолчал.
— На самом деле никакого сражения не было. Солдаты заключили мир, поскольку считали, что ты им не заплатишь. Они были вынуждены.
— Потому что я бросил их, это ты имеешь в виду? — вскричал Антоний. — Удрал, прихватив с собой казну?
— Такого я не говорил. Однако факт есть факт — казначей исчез, Октавиан находился поблизости.
Теперь Антоний свирепо воззрился на меня:
— Что ты там говорила насчет Канидия и его солдат, а? Не хочешь взять свои слова обратно? Все пропало. Все пропало! Собирайтесь, мои последние спутники, завтра нам предстоит отплыть в море.
После того как Канидий ушел, Антоний упал ничком на кровать и лежал, не шевелясь, словно мертвец.
Путь от Тенара до северного побережья Африки занял девять дней. Нам пришлось на большом расстоянии обогнуть Крит, ибо теперь он принадлежал Октавиану и заходить в тамошние порты мы не могли. Канидий плыл с нами, как и несколько самых преданных сторонников Антония. Иные остались с нами вопреки его мнению, среди них — один из бывших командиров, служивший под началом Брута и обязанный Антонию жизнью. Мне хотелось верить, что он не станет напоминать нынешнему своему командиру о том, какой конец избрал предыдущий, и представлять это образцом благородства.
Антоний между тем больше не проявлял бурных эмоций, но его новое состояние беспокоило меня еще больше: полное стоическое равнодушие и безразличие. Он был внимателен, вежлив, заботлив, но за всем этим стояла холодная, мертвящая отрешенность. На полпути он вдруг потребовал зайти в Паретоний, западный аванпост Египта, где находился небольшой гарнизон. Он заявил, что хочет проинспектировать его, хотя там нет ничего, кроме кучки глинобитных хижин и маленькой пристани. Много песка, жары и скорпионов, но и только. Правда, совсем рядом, в Киренаике, у нас оставалось пять легионов. Как я понимала, Антоний желал укрыться от мира, пропасть из виду, чтобы зализать раны. Или нанести себе такую рану, которая покончила бы со всеми остальными.
Что могла я поделать? Запретить ему? Но разве не я твердила, что он, несмотря ни на что, остается военачальником, возглавляющим свои легионы? Ну вот, военачальник изъявил намерение осмотреть укрепленный пункт. Остаться при нем и держать его под присмотром? Такое поведение унизительно для нас обоих, не говоря уже о том, что мне настоятельно требовалось вернуться в Александрию раньше, чем туда дойдут ужасные вести о поражении при мысе Актий.
Мы подошли к берегу на небольшом расстоянии от Паретония. Белые прибрежные скалы и песок дышали жаром. Под палящим солнцем пеклись коричневые домишки: в поселении росло несколько пальм, но сейчас, в полдень, они практически не давали тени. Возле того, что считалось здесь колодцем, сонно кружили линяющие верблюды.
Антоний молча собрался и оделся по-военному, словно направлялся на настоящий парад. В этом облачении он походил на себя прежнего, если не заглядывать ему в глаза. Чему, впрочем, мешал козырек шлема.
Мы смотрели друг на друга.
— Антоний, проверишь посты и сразу возвращайся на борт, — сказала я. — Мы будем ждать.
— Нет, — буркнул он. — Я останусь здесь. Последую за вами потом. Обещаю.
— Когда?
— Не могу сказать.
— Пожалуйста, не задерживайся. Ты нужен в Александрии. Дети…
— Отдай им это. — Он небрежно сорвал с себя серебряные наградные знаки и сунул мне в руку. — Расскажи им, за что они получены. — Он помолчал. — Ну, мне пора идти.
— Ты даже не попрощаешься со мной?
Мне трудно было поверить, что мы расстаемся с ним вот так холодно, словно посторонние.
— Это ненадолго, — загадочно отозвался он, наклонился и поцеловал меня.
Правда, формальный прощальный поцелуй все же превратился в настоящий.
Когда он в сопровождении двоих друзей сошел на берег, я отметила, что меч и кинжал остались при нем. Он не вручил их мне, чтобы передать детям в память об отце — видимо, думал, что они ему еще понадобятся.
До Александрии нам предстояло плыть два дня, и за это время я надеялась понять, что делать дальше. С уходом Антония закончилась и моя неустанная вахта; когда мы отплыли из Паретония, это доставило мне печальное, но весомое облегчение. Я долго смотрела на удалявшийся берег, пока не заболели глаза. Потом его очертания растворились в слепящей белизне. Я знала, что на этом заброшенном передовом посту Антонию предстоит бороться с собственной судьбой — бороться в одиночку, как всегда и бывает. Ибо принимать судьбоносные решения человек должен сам. Другие только помешают.
Еще в ранней юности я открыла в себе способность предвидеть ход событий. Чаще всего это проявлялось в виде смутного ощущения: «это» произойдет вероятнее, нежели «то». Поскольку мои догадки чаще всего оправдывались, легко было вообразить, что боги наградили меня пророческим даром. Теперь же я понимала: эта способность инстинктивно оценивать происходящее и на основании имеющейся информации делать верные догадки — бесценное качество для правителя.
В тот момент, однако, я не могла догадаться, какой путь изберет Антоний. Казалось, что все факторы, склонявшие его в ту или другую сторону, уравновешивались. Разумеется, мне хотелось, чтобы он не выбрал меч в качестве римского способа решения проблем, а решил жить и стоять до конца вместе со мной. Но только если это не разрушит его окончательно как мужчину.
Ознакомительная версия. Доступно 50 страниц из 250
