– Как вы сами сказали, – любезно заметил Гарри, – вы не понимаете.
– Вы считаете себя самым умным, – вмешалась Фрида. – Я права?
– А я-то думал, когда же ты заговоришь!
– Вы с Тессой считаете, что вам нет равных, поэтому полагаете, что неуязвимы.
– По себе судишь?
– И вы к тому же высокомерны.
– Я не был высокомерен по отношению к тебе, верно? На наших маленьких свиданиях? – Он насмешливо приподнял брови.
– Наши свидания? – Фрида окинула его задумчивым взглядом. – А хотите знать, что я о них думала? Я ходила на свидания с другими мужчинами, и иногда они были интересными, иногда неловкими, а иногда многообещающими. В наших свиданиях не было ничего. Они походили на спектакль. За словами ничего не было.
– Да пошла ты! Ты не будешь такой спокойной, когда все выплывет. Тебе нравится держать все в тайне, но мне кое-что известно, Фрида. Ты удивишься, что мне известно. – Он наклонился к ней. – Я знаю о твоей семье, твоем отце, твоем прошлом.
Карлссон поднялся так резко, что стул проехал по полу.
– Как должен был сказать ваш адвокат, допрос окончен.
Он выключил магнитофон, подошел к двери и придержал ее для Фриды.
– Спасибо, – поблагодарила она и в последний раз посмотрела на Гарри. – Вы назвали его Бобом, – неожиданно сказала она.
– Что?
– Вы спросили меня о Бобе Пуле, когда мы сидели в пабе. Это было глупо с вашей стороны, согласны? После этого я уже не сомневалась. Одно слово, Гарри. Только одно.
И она вышла из комнаты, гордо подняв голову.
– Все нормально? – заботливо поинтересовался Карлссон.
– Все хорошо.
– То, что он говорил о…
– Я ведь сказала, что все хорошо. Все нормально. Все закончилось.
– Вы уверены?
– Но есть еще кое-что.
– Продолжайте.
– Дин Рив. Выслушайте меня. Я знаю: он жив. Иногда мне кажется, что я его чувствую. И не могу избавиться от ощущения, что я в опасности.
Она не вернулась в больницу, а села на автобус до Белсайз-парка, а оттуда пошла пешком к пустоши. После долгой зимней темноты и неослабевающих морозов наступил приход весны: она ощущалась в неожиданно теплом воздухе, в появляющихся повсюду нарциссах. На конских каштанах только-только начинали лопаться липкие почки. На смену льду и мраку придут благоухающие дни, долгие теплые вечера и нежные утренние часы.
Она нажала на кнопку звонка, подождала, затем нажала еще раз.
– Кто там? – спросил сердитый голос из динамика домофона.
– Доктор Берримен? Это Фрида Кляйн.
– Сегодня воскресенье. Вы что, никогда не затрудняете себя тем, чтобы позвонить заранее?
– Я могу поговорить с вами минутку?
– Вы уже со мной говорите.
– Не так. Лицом к лицу.
Раздался преувеличенно тяжкий вздох, и он впустил ее. Фрида поднялась по лестнице на верхний этаж, где Берримен ждал у открытой двери.
– Я играл на фортепьяно, – заявил он.
– И как успехи?
– Не очень хорошие.
– Я пришла в связи с Мишель Дойс.
– Она все еще жива?
– Да.
– Есть изменения?
– Да. Мы с вами должны побеспокоиться о том, чтобы ее перевели в более подходящее учреждение, где о ней будут должным образом заботиться, где она сможет жить в окружении любимых вещей.
– Мы?
– Да.
– Почему?
– Не потому, что у нее синдром Капграса и она любопытный случай, а потому что она несчастна и мы несем за нее ответственность.
– Правда?
– Да, правда, – кивнула Фрида. – Ведь именно вы принесли ей медвежонка, не так ли?
– Я не знаю, о чем вы.
– Розового, с сердечком на груди.
– В магазине был отвратительный ассортимент.
– Не волнуйтесь, я никому не скажу. Вы даже не представляете, сколько проблем он вызвал, – добавила Фрида. – Но вы совершили добрый поступок. И в некотором смысле оказали помощь.
Когда она уже спускалась по лестнице, за ее спиной раздались звуки музыки Шопена – в отвратительном исполнении.
Глава 48
– Видел сегодняшние новости? – спросила Иветта у Мюнстера. – Финансирование полиции сокращают на двадцать пять процентов. Как, черт возьми, мы должны укладываться в оставшуюся сумму? Похоже, через полгода я буду работать в «Макдоналдсе». Это если повезет.
– Все дело в рентабельности, – возразил Мюнстер. – Сократят бюрократов. Профильных услуг это не коснется.
– Черта с два! – возразила Иветта. – Бюрократ – это я, когда сижу здесь и пытаюсь подготовить дело для отправки в суд. Как они собираются их сократить? Именно для этого сюда прислали полного идиота Джека Ньютона, верно? Он ищет, кого можно сократить. Где он, кстати?
– Наверное, отчет пишет, как и мы. Раз уж речь пошла об отчете, как мы объясним в нем картины?
– Вот блин! – вздохнула Иветта. – Я-то надеялась, что они достанутся кому-нибудь другому. Это как… ну, не знаю… как со старым свитером: пара ниток выскочила, ты их отрываешь и думаешь, что все путем, но тут почему-то распускается рукав. Чего я никак не могу понять… Вот, к примеру, ты кого-то убил, перед носом у тебя болтается повешенный труп, а ты начинаешь менять местами картины на стене? И двигать мебель? Это что, какая-то сумасшедшая теория Фриды Кляйн? Почему они не остановились на двух картинах? Взяли бы большую, чтобы закрыть пятно, передвинули мебель. Заменили самую маленькую картинку той, которую принесли. Разве так не проще?
– Наверняка есть какая-то причина, только я никак не могу сообразить, какая именно.
В комнату вошел Карлссон, за ним Фрида.
– Все нормально? – спросил Карлссон.
– Мы говорили о картинах, – ответила Иветта. – Для отчета. Мы не можем разобраться, что к чему.
– Фрида? – Карлссон повернулся к ней.
Фрида на минуту задумалась. Иветта заметила, что у нее усталый вид и темные круги под глазами.
– Итак, – начала она, – шесть картин разного размера. Пул убрал четвертую по величине под кровать и заменил ее той, которую взял у Тессы Уэллс, той, которую он отдал Джанет Феррис и которую она потом вернула. – Она легонько вздохнула. – Бедняжка! Иногда я думаю, что именно старание людей все сделать правильно их и губит. Ну да ладно. Представьте себе место преступления. Тесса и Гарри Уэллсы убили ее. Картина, которую они принесли, слишком маленькая и не закрывает пятно, но она закроет пятно за предпоследней по размеру картиной. Вторая картина закроет место, где висела самая маленькая. Все равно остается незакрытое пятно, и они закрывают его следующей самой большой картиной, так что им приходится передвигать каждую картину, чтобы закрыть меньшее пятно. В результате у них остается одно большое пятно, и они закрывают его, придвинув к нему комод и повесив на пятно маленькую картину, которую они забирают вместе с картиной Тессы.
