— Вы с подругой расскажете нам в точности, кто и что находится в каждой комнате, и я объясню, почему вам лучше не врать и не уклоняться от ответов... В минуте ходьбы, на дороге, находится штурмовой отряд французской разведки, готовый взорвать ворота, вбежать сюда и посадить в тюрьму каждого из обитателей этого дома. И я бы посоветовал помочь нам, тогда вы, возможно, доживете до того момента, когда сможете попытаться договориться с нами, потому что пошли обходным путем. Entendu?
— Ваш французский стал лучше, мсье, — сказал облаченная в белое платье куртизанка, не отрывая холодных испуганных глаз от Лэтема. — Это вопрос выживания, правильно?.. Давай, Адриен, посмотри на план.
Невинного вида девушка в мини-юбке, сидевшая рядом с Диецом, встала со стула и присоединилась к подруге.
— Кстати, мсье, — сказала Элиз, — я легко прочитаю эти чертежи. Mes etudes в Сорбонне была архитектура.
— Черт побери! — тихо воскликнул капитан Диец. Потекли минуты, пока бывшая студентка Сорбонны изучала диаграммы. Наконец она сказала:
— Как видите, первый этаж понятен — северная веранда, большой общий зал в центре, который служит еще и гостиной, кухня — достаточно большая для популярного ресторана на Правом берегу. Второй и третий этажи — номера для заезжих сановников, тут мы с Адриен можем все описать вплоть до матрацев.
— Кто в них сейчас? — спросил Витковски.
— Герр Хайнеман был с тобой, Адриен, правильно?
— Oui, — сказала девушка. — Дрянной человек.
— Две другие команды на этом этаже занимают Колетт и Жанна, их кавалеры — бизнесмены из Мюнхена и Баден-Бадена; а на третьем этаже я и ужасно нервный мужчина — он так расстроен, что напился до остолбенения и ни на что не был способен. Я, естественно, обрадовалась и решила прогуляться, где и встретила вас, мсье. Другие комнаты не заняты.
— Тот мужчина с вами, как он выглядит? — спросил Лэтем.
Элиз его описала, и Дру тихо сказал:
— Это он. Это Бержерон.
— Он сильно напуган.
— Еще бы. Он помеха и знает это... Вы описали три этажа, есть еще четвертый. Что там?
— Туда всем вход воспрещен, кроме нескольких избранных в черных костюмах с красными повязками со свастикой. Они все высокие, как вы, и с военной выправкой. Обслуга, даже охранники, боятся их до ужаса.
— Так что же на четвертом этаже?
— Гробница, мсье, жилая могила великого фараона, которая вместо того, чтоб быть спрятанной в недрах пирамиды, находится на самом верху, ближе к солнцу и небесам.
— Поясните, пожалуйста.
— Я же сказала, вход туда воспрещен, verboten, но я должна добавить — доступ туда закрыт. Эта весьма населенная гробница занимает целиком верхний этаж, там все двери из стали. Туда никто не входит, кроме людей в темных костюмах. Они просовывают руки в панели на стенах и прижимают ладони, чтоб открылась дверь.
— Электронные пропускные устройства, — сказал Витковски. — Эти фотоэлектрические штуки не обманешь.
— Вы там никогда не были, так откуда все знаете? — поинтересовался Дру.
— Потому что две лестницы наверх и коридоры постоянно охраняются. Но даже часовым нужен отдых, мсье, а некоторые из них очень привлекательные.
— Ax, oui, — сообразила молодая мини-юбка. — Белокурый Эрих просит меня его развлечь всегда, когда я свободна, я так и делаю.
— Какая несправедливость, — пробормотал Диец.
— Кто этот фараон на верхнем этаже? — расспрашивал Лэтем.
— Это не секрет, — ответила Элиз. — Какой-то старик, очень дряхлый, которого все боготворят. С ним никому нельзя разговаривать, кроме его помощников в темных костюмах, но каждое утро его спускают на лифте, на лице у него, кстати, плотная вуаль, и везут на «тропу медитации», как они выражаются, за бассейном. Открывают ворота, и он всех отпускает, приказывает уйти. Потом встает с кресла, держится прямо, несмотря на возраст, и буквально марширует к месту, которое никто из нас не видел. Говорят, он называет его своим «орлиным гнездом», где он может размышлять и принимать мудрые решения за утренним кофе с бренди.
— Монлюк, — сказал Дру. — Боже, он еще жив!
— Кто б он ни был, это сокровище, которому они продлевают жизнь.
— Сокровище ли? — спросил Витковски. — Или на самом деле подставное лицо, которым можно манипулировать в своих целях?
— Я не могу делать предположения, чтоб ответить вам, — заявила образованная дорогая девушка по вызову, — но сомневаюсь, чтоб им кто-то манипулировал. Точно так же, как прислуга боится его помощников, они сами, похоже, в ужасе от его гнева. Он постоянно их ругает, а когда грозится уволить, они буквально ежатся от страха.
— А не могут они просто играть роль? — Лэтем внимательно вгляделся в лицо проститутки в тусклом голубом свете.
— Игру мы бы почувствовали, ведь нам постоянно самим приходится играть. Обманщикам редко удается обмануть других обманщиков.
— А вы обманщицы?
— Гораздо более искусные, чем вы думаете, мсье.
— И все равно, должны быть разговоры. Такое поведение не проходит незамеченным.
— Слухи есть. Самый упорный — что старик управляет огромными средствами, неисчислимыми средствами, которые только он может распределять. Еще говорят, что под одеждой у него электронные устройства, постоянно обследующий его, а сигналы от них поступают на медицинское оборудование на четвертом этаже и оттуда в неизвестные места в Европе.
— В его возрасте это понятно. Ему, наверно, за девяносто.
— Говорят, больше ста.
— И все еще сохранил силы?
— Если он играет в шахматы, мсье, я против него много бы не поставил.
— Реле, хлопчик, — вмешался полковник. — Если они запрограммированы на ретрансляцию, их не уничтожишь и не узнаешь, где эти неизвестные места.
— Они хотя бы приведут нас к денежным источникам, пунктам перевода. Поэтому его и обследуют, куда б он ни пошел. Упадет замертво, и сейфы захлопнутся, пока не поступят новые распоряжения.
— И если мы выясним эти пункты, тогда узнаем, откуда идут эти распоряжения, — добавил Витковски. — Нам обязательно надо добраться до верха!
Дру повернулся к уравновешенной, но все еще перепуганной Элиз:
— Если соврали, то проведете остаток жизни в камере.
— Зачем мне врать в такую минуту, мсье? Вы ясно дали понять что я все равно буду просить о свободе.
— Не знаю. Вы умны и, может быть, рассчитали, что мы погибнем, пытаясь добраться дотуда, а вы вернетесь к положению хорошо оплачиваемых шлюх, которым ни черта неизвестно. Это могло бы сработать.
— Тогда она умрет, mon superieur, — сказал Второй. — Я привяжу ее к воротам в стене с plastique между ногами, который взорвется от моего электронного controle[155].
