Ознакомительная версия. Доступно 39 страниц из 194
Джонни уверял ее, что убежден в ее честности и что никогда не думал порицать ее ни относительно этих несчастных Люпексов, ни в каких-либо других отношениях.
– Едва ли, – говорил Имс, – кто-нибудь из молодых людей обратится ко мне за советом насчет квартиры, но, если могу быть чем-нибудь полезным для вас, поверьте, я употреблю для этого все мои усилия.
Это были последние прощальные слова Джонни Имса, подарив верной Джемиме полсоверена, он надолго распростился с Буртон-Кресцентом. Амелия просила Джонни не приходить и не видеться с ней, когда будет замужем, и Джонни дал слово исполнить ее просьбу. Таким образом он оставил Буртон-Кресцент, не стряхнув пыли со своих ног, но решившись никогда больше не знать ни пыли этого места, ни грязи. А грязи тут действительно, было много, в настоящее время он достаточно возмужал, чтобы убедиться, что квартиранты мистрис Ропер не принадлежали к числу тех личностей, между которыми он должен был бы искать себе отдыха и развлечения. Он вышел из огня сравнительно невредимым, и, к сожалению, я должен сказать, нисколько не сочувствовал тем страшным ожогам, которым подвергся его друг и которым должен был бы подвергнуться сам. Ему приятно было смотреть на это дело совершенно так, как смотрела на него мистрис Ропер. Амелия будет женой довольно хорошей для Джозефа Кредля. Бедный Кредль! На этих страницах мы больше ничего не услышим о тебе! Я не могу не думать, что он получил слишком суровое возмездие за свои прегрешения. Он был слабее и безрассуднее нашего друга и героя, хотя и менее его порочен. Но наказания обыкновенно выпадают на тщеславных и безрассудных, они рушатся на них так сильно и так постоянно, что мыслитель невольным образом усваивает себе идею, что тщеславие и безрассудство принадлежат к числу таких прегрешений, за которые меньше всего можно ожидать прощения. Относительно Кредля я могу сообщить, что он женился, женился на Амелии, с гордостью занял место хозяина дома в конце стола мистрис Ропер и с тем вместе сделался ответственным лицом за все долги мистрис Ропер. Недостаток места на этих страницах не допускает никакой возможности поговорить о судьбе, которая ожидает его впереди.
Оставив Буртон-Кресцент, Имс покатил к месту своего служения и прибыл туда в то время, когда многие выходили из него, в четыре часа. Кредля уже не было, поэтому Джонни не удалось с ним видеться, но зато ему представился случай обменяться пожатием руки с мистером Ловом, который улыбался и кланялся, отдавая этим достодолжную дань уважения сослуживцу, который приобрел некоторое значение. В коридоре Джонни встретился с мистером Киссином, который, по обыкновению, бегал из угла в угол с громадной книгой под мышкой. При встрече мистер Киссин сдержал свою походку, но Имс только взглянул на него и даже почти не удостоил ответом на его поклон. Мистер Киссин, однако же, не обиделся, он знал, что частный секретарь первого комиссионера был друг графа Дегеста, чего же больше можно было ожидать от него? После того Джонни предстал пред величавой особой сэра Рэфля и увидел, что этот великий человек надевал свои башмаки в присутствии Фиц-Говарда. Фиц-Говард покраснел, но он не дотронулся до башмаков Рэфля, так, по крайней мере, объяснял он впоследствии Джонни Имсу.
Сэр Рэфль обратился весь в улыбку и любезность.
– Я в восторге от вашего возвращения, Имс, клянусь честью, в восторге, хотя у нас с Фиц-Говардом остановки в делах не было, не правда ли, Фиц-Говард?
– О, да, – протяжно произнес Фиц-Говард. – Пока Имс был в отпуске, я не видел затруднения.
– При вашем равнодушии к делу вы никогда его и не увидите, впрочем, это ничего не значит: ваш хлеб всегда будет намазан маслом, где бы вы ни находились. Засвидетельствуйте мое почтение герцогине, когда увидите ее.
Фиц-Говард раскланялся.
– Как поживает старый мой друг? – спросил сэр Рэфль, как будто из всех людей в мире он к одному только лорду Дегесту питал самую давнишнюю и сильную любовь.
А между тем он должен был бы знать, что Джонни Имсу столько же было известно об этой любви, сколько и ему самому. Но есть такие люди, которые находят величайшее удовольствие называть лордов и маркизов своими друзьями, хотя они и знают, что никто не верит слову, ими сказанному, знают также, до какой степени они становятся противны и смешны вследствие своего тщеславия. Это в своем роде сумасшествие, которое господствует в низших слоях аристократии, но так как оно доставляет больному своего рода удовольствие, то лечение не требует решительных мер.
– Как поживает дорогой мой старый друг?
Имс отвечал, что дорогой старый друг находится в добром здоровье, что леди Джулия тоже здорова, что «в милом старом месте» обстоит все благополучно. Сэр Рэфль спросил о «милом старом месте», как будто оно было совершенно знакомо ему.
– В каком состоянии охота? Есть ли признаки обилия дичи? – Сэр Рэфль спрашивал с живейшим участием и даже с выражением дружеского чувства. – Да, кстати, Имс, где вы живете в настоящее время?
– Я не совсем еще устроился. В настоящую минуту я живу в отеле западной железной дороги.
– Превосходный отель, только оставаться там на весь сезон будет слишком дорого. – Джонни не имел ни малейшего намерения пробыть в отеле более одной ночи, но ничего об этом не сказал. – Не вздумаете ли завтра отобедать с нами? Леди Бофль давно желает познакомиться с вами. У нас еще будет человека два. Я просил моего друга Думбелло, но в доме у него какие-то неприятности, и ему нельзя отлучиться.
Джонни был снисходительнее лорда Думбелло и принял приглашение. «Желал бы я знать, что за личность леди Бофль?» – сказал он про себя, выходя из должности.
Он воротился в отель, не зная, где приискать себе квартиру. В отеле мы и оставим его за бараньей котлетой, которую он кушал за одним из столов, комфортабельных на вид, но далеко не комфортабельных в действительности. Я говорю это не относительно названного мною заведения, но относительно свойства подобных столов вообще. Одинокая баранья котлета в кофейной комнате великолепного отеля далеко не составляет завидного лакомства, а если баранья котлета будет обращена в суп, рыбу, небольшое блюдо, большое блюдо и прочее, лакомство сделается хуже, а отнюдь не лучше. Ну, какой можно иметь комфорт, если мы одиноко будем сидеть за столом, осматривать комнату и наблюдать за лакеями, беспрестанно шмыгающими мимо вас с салфетками? Мне кажется, только один англичанин способен находить комфорт в подобном положении! Во всяком случае мы оставим здесь Джонни Имса, и при этом да позволено мне будет объявить, что он только теперь, в настоящую минуту, вступил в мужество. До этой поры он был юноша, теленок, который продлил период своего телячества дальше, чем обыкновенно бывает с телятами, но который вследствие такого замедления не подал ни малейшего повода к заключению, что из него выйдет бык хуже, чем другие. До этой поры, как было уже сказано, его жизнь не сопровождалась блестящими успехами, даже не подготовила его к роли героя, которую он должен был разыгрывать. Я чувствую, что был не прав, сообщив такую рельефность юношеству, и что лучше рассказал бы свою историю, если бы еще рельефнее нарисовал на моем полотне мистера Кросби. Последний, однако же, приобрел себе жену, как это и следовало герою, между тем как мой бедный друг Джонни должен оставаться без всякой перспективы супружеской жизни.
Ознакомительная версия. Доступно 39 страниц из 194
