И тогда я подумал: надо поскорее попросить садовника их похоронить. Это будет выражением благодарности, знаком моей любви к ним.
В конце января в воскресенье после полудня я работал в своем кабинете, когда заметил, что в саду кто-то есть, и подошел к окну. Сын прежнего садовника К. занимался увядшими розами.
К. почти три года, помогая отцу, ухаживал за садом, но потом стал инженером в Токио. После смерти отца он по дороге на работу часто захаживал в сад и присматривал за выращенными им деревьями.
Раскрыв окно, я сказал ему: «Спасибо за труд», но, поскольку в моей работе произошла заминка, спустился в сад. К. уже собирался уходить. Он сказал, что похоронил все четыре куста роз в яме для компоста, так что через год они станут удобрением для своих товарищей.
Я поблагодарил его, а он с серьезным лицом спросил:
— Как вы думаете, Ирак затеял большую войну?
Я был бессилен ответить на такой вопрос, поэтому про себя спросил Великую Природу. И Великая Природа вместо меня ответила:
— Бог в конце прошлого года улаживал проблему с Ираком… Но люди, как оказалось, очень любят ссориться, даже между супругами чуть не каждый день происходят боевые действия, а потом все опять кончается миром… Ничего не поделаешь. Вот и проблема с Ираком… Во всем мире настали мирные времена, люди вздохнули с облегчением, собираясь жить в радости — идеале Великой Природы, и вдруг богатый Ирак, облагодетельствованный нефтяными запасами, но обуреваемый алчностью, вторгся в Кувейт. Миролюбивые цивилизованные страны собираются исправить эту несправедливость, поэтому исход очевиден…
— Во всем мире стало как-то беспокойно.
— По всему миру Бог занят Большой Уборкой, поэтому поднялась такая ужасная пыль.
— Вот как… Бог делает Большую Уборку? В таком случае по поводу Ирака можно не волноваться! — засмеялся он и направился к выходу. Я поблагодарил его за труд и проводил до ворот.
Седьмого февраля ясиро Дайтокудзи, собиравшийся в Париж, несмотря на занятость, обещал зайти ко мне в три часа.
Однако в двадцать минут третьего пришла госпожа А., приехавшая из префектуры Коти, и с ней четыре молодые женщины. Одна из них с ходу начала рассказывать, что присутствовала накануне на праздновании десятилетнего юбилея в «Небесной хижине» и была потрясена словами ясиро, но у меня не было времени ее выслушивать, я спешил поговорить с госпожой А. и остальными тремя женщинами. Все были счастливы, проблемы разрешились, мы закончили беседу ровно в три часа, и они ушли довольные.
Минуты через три пришел ясиро. Он сказал, что делал покупки и из-за этого задержался. Я вздохнул с облегчением, что он не встретился на станции с только что ушедшей от меня компанией. Ясиро, улыбаясь, уселся в кресле в гостиной, и, словно бы машинально, стал потирать руками ноги. Вероятно, вновь перенял от кого-то недуг. Он собирался уехать во Францию на месяц, и я чувствовал невыносимую жалость к своему ребенку.
«К своему ребенку», — бессознательно написал я, но ведь за последние несколько лет он исправно посещал меня каждые три дня, самое большее — пять дней, поэтому во мне естественно зародилась к нему родительская любовь, и я действительно стал воспринимать его как своего ребенка.
К тому же я получил от Бога приказ быть его опекуном. «Ты возмужал, поэтому, если что, можешь без стеснения отшлепать его», — так мне было сказано, но ясиро был ныне столь собран и целеустремлен, что у меня ни разу не возникло повода в чем-либо его упрекнуть.
Я волновался по поводу его поездки во Францию, а, между прочим, сам я уехал учиться во Францию в его возрасте.
Вообще-то, мне полагалось испытывать сильную радость, ведь в знаменитом парижском салоне «AMORC Rose-Croix» с четырнадцатого по двадцать седьмое февраля должна была состояться его персональная выставка. Я слышал, что в этом салоне еще не выставлялся ни один японец, хотя, будь сегодня жив знаменитый в первой половине двадцатого века художник Фудзита, он бы наверняка получил приглашение.
Словом, и для меня его поездка во Францию была большой радостью, но все же я беспокоился, поскольку он был моим ребенком, а по возрасту и вовсе годился мне во внуки. Сейчас ясиро, приготовив для приема по случаю открытия выставки японский наряд, спрашивал меня, не лучше ли будет надеть вечерний костюм.
Как обычно, ясиро переоделся в алое кимоно и начал вещать словами госпожи Родительницы, которая после ободряющего вступления сказала:
— И на Западе много людей, взыскующих новый путь, и на сей раз Бог-Родитель решил послать этого ребенка на месяц в столицу мира Париж, чтобы научить божественному пути и сотворить множество чудес. Что касается чудес, я бы хотела показать тебе, Кодзиро, каким образом он открывает людям глаза на то, как перестроить свое сердце, и не для того только, чтобы исцелять людей от тяжелых болезней, но и нести им «жизнь, полную радости».
Но на этот раз я не могу послать тебя с ним, поэтому вместо тебя посылаю твою старшую дочь. Твоя дочь засвидетельствует, сколь дивны дела Бога, приступившего к Спасению Мира, и доложит тебе… Так что тебе не о чем беспокоиться.
В апреле отправлю ясиро в Нью-Йорк, чтобы он проделал ту же работу в Америке. В мае — в Австралию. Деяния Бога будут вершиться в том же порядке. И в будущем порядок сохранится, но как именно, сейчас сказать не могу. Ты запишешь то, что я тебе говорила, и книга выйдет в июле. К этому времени все осуществится. Будь спокоен…
Люди — завистливые существа. Если все пойдет на лад, обязательно появятся те, кто будут вмешиваться, ставить палки в колеса, причиняя вред себе и другим. Итак, в середине февраля ни я, ни этот ребенок к тебе не придем. Я оставляю тебе вот это — сокровищем моего сердца и сокровище души этого ребенка, в грустную минуту возьми его обеими руками и потри больное место. Сразу поправишься.
С этими словами она достала короткий матерчатый шнурок красного цвета. С благодарностью я принял его в руки. Вскоре госпожа Родительница ушла, и ясиро переоделся в пиджак. В этот момент я мельком увидел, что его ноги, точно от болезни бери-бери, сильно отекли и распухли. Я удивился.
Он сказал, что ему нужно собираться к поездке, и быстро ушел. Когда я вышел проводить его, красная слива громко меня окликнула.
Я давно уже не слышал ее зычного голоса, поэтому, удивившись, вышел за порог.
— Сэнсэй, мы, пробудившиеся деревья, давеча, по призыву нашего старшины самшита, провели совещание.
— Что-нибудь случилось?
— Нет… Но нам стало известно, что ясиро не будет приходить к вам, и мы решили все вместе охранять ваш дом.
— Спасибо за заботу, но не стоит беспокоиться.
— Для нас удовольствие охранять ваш дом, порадуйтесь же вместе с нами. Только глициния еще в зимней спячке, но, когда проснется, тоже присоединится к нам.
— Спасибо. Вы воплощаете собой дружбу и мир. За это спасибо вам всем, старшине самшиту, красной сливе…
