семьи, он был готов поддерживать его почти во всём.
Когда встреча подошла к концу и гости покинули залу, Шето тут же позвонил в серебряный колокольчик, повелев подать ужин.
Расположившись в кресле в ожидании вина и угощений, Шето уставился в бескрайнюю водную гладь. Вид моря успокаивал Первого старейшину, а шум волн, что разбивались о скалы под его дворцом, отгонял всякие тяжёлые мысли. Белые кляксы парусов всë также разбивали морскую синеву, но теперь их стало значительно меньше, чем пару часов назад. Солнце уже стремилось к завершению своего пути, и моряки желали поскорее закончить этот день. И Шето тоже хотелось его завершить. Слишком уж бесплодным он оказался.
Лучше бы он провел его в Синклите, споря с этой жадной сворой под названием старейшины, или отправился проверить, как продвигается великая стройка в Аравеннах. Или бы просто задержал своего братца до глубокой ночи спорами о проведении Летних мистерий. Да, он мог всё это сделать. Но предпочел провести день в своем доме, отгородившись почти от всех насущных дел. И теперь расплачивался за это свербящим чувством непростительной праздности.
– Смиренный и ничтожный раб явился по зову своего властелина,– раздался хорошо знакомый ему звонкий голос.
– Прекрати ерничать Сэги, или я прикажу тебя высечь,– хмуро проговорил Шето, даже не оглянувшись на вошедшего в зал раба.
– Это ваше право, господин. Моя жизнь и шкура на моей спине всецело принадлежат вашей семье, и я не вправе помешать вам её портить.
– Сэги, я не в том настроении, чтобы терпеть твои выходки. Скажи, что это за рабыня завелась при моем сыне?
– Самая обычная рабыня. Младшая дочурка одного свинопаса из Дикой Вулгрии. Мы купили еë перед самым походом.
– Он и правда спит только с ней?
– Я не видел, чтобы с ним делили ложа иные женщины, мой повелитель.
– Он что, питает к ней какие то чувства?
Сэгригорн поморщил высокий лоб. Его маленькие глазки лихорадочно забегали, словно перебирая воспоминания за последние годы, и неожиданно застыли округлившись. Губы раба чуть раскрылись, и хотя он так и не вымолвил ни слова, Шето уже понял ответ. Да, его сын и вправду привязался к вулгрианской девке.
– Великие горести, Сэги, я приставил тебя к Лико, чтобы ты не только заботился о нём, но и предупреждал меня о любых опасностях, которые могут грозить ему или всей нашей семье. Так почему же ты, рассказав про холодность моего сына к Айре, забыл упомянуть про его возлюбленную рабыню?
– Но ведь это просто вулгрианская девка, господин. Рабыня, купленная в деревеньке, которую и на картах то не сыскать… У всякого благородного мужа есть наложницы, это нормально…
– Нормально, когда рабов держат для удовольствия. Нормально, когда они облегчают жизнь. Но рабыня, с которой он спит уже два года это не нормально! Если бы у него было таких несколько, или если бы вернувшись в Кадиф, он отправился в опочивальню к своей супруге и делал с ней мне новых внуков, я бы ни о чем не волновался. Но когда эта странная верность длиться уже два года… Нет, она явно больше чем просто девчонка для удовольствий.
– Вы же знаете, мой хозяин привязчив и весьма равнодушен к любовным утехам.
– Я не хуже тебя знаю, каков мой сын. И поэтому я хочу, чтобы ты избавил его от этой девки.
– Вы… вы имеете в виду, что я должен…– замялся Сэгригорн. На лбу у него выступила испарина.
– Отошли её в одно из наших имений, сбрось со скалы, обвари ноги кипятком, продай в другой дом, или убеди его отправить её мыть полы на кухне. Мне всё равно как ты с ней поступишь. Главное, чтобы её больше не было рядом с моим мальчиком. Я хочу быть уверенным, что его браку не угрожает даже самая призрачная угроза. Даже если это дочь свинопаса из Дикой Вулгрии, к которой у Лико похоже появились какие то безумные чувства, раз он даже дома не желает её выкинуть.
– Но… но хозяин и вправду к ней привязан. Господин мой, она же просто рабыня, просто вещь, зачем…
– Сэги, Лико может и твой хозяин, но глава этого рода я. Ты правда думаешь, что можешь ослушаться моего слова?
– Я… я не смею, повелитель. Всë будет исполнено согласно вашей воли,– выпалил раб, тяжело дыша и глотая ртом воздух.
Сэгригорн выглядел даже не растерянным, а сокрушенным. Раздавленным весом произнесенных слов. Он не мог ослушаться приказа Шето, но и пойти против воли своего хозяина было немыслимым для старого и верного раба. И всё же Первый старейшина знал, что его слово перевесит преданность к Лико. Ведь хозяином этого дома и главой семью был именно он.
Тяжело, словно бы получив сильный удар под дых, раб поклонился и попятился назад, к выходу. Шето даже не обернулся. Слушая, как семенят короткие ножки раба и как хлопнули за ним двери, он пристально смотрел в морскую даль, с силой сжимая в руке кубок.
Теперь всё вставало на свои места. Все его подозрения и опасения, наконец-то подтвердились. Его сын оказался в плену странных и извращённых чувств. В плену привязанности к какой-то дикарской бабе с ошейником на шее, ради которой он вот уже пару месяцев не притрагивался к своей жене. Конечно, прятались они хорошо. Даже он, глава дома, не сразу всё понял, а Патар Туэдиш, который первый должен был сообщить об угрозе брака с сестрой, явно готов был прикрывать всё происходящее. Конечно, люди в его доме умели молчать. Но если, не допусти этого милосердные боги, по городу поползут слухи, что его сын хранит верность какой то дикарке и чурается своей тайларской жены… Нет, такого он допустить не мог. Это было даже хуже угрозы. Это был позор.
Да, наверное, сейчас в нëм говорила злость и поступок, принятый по воле этой злости, Лико простит ему не скоро. Но такова была цена покоя и безопасности брака его сына, а значит – их репутации и самого союза с Туэдишами. Конечно, его сын никогда бы не променял жену из благородного семейства на какую-то рабыню, проданную её же семьей для развлечений. Но ему нужно было напомнить, кто именно глава семьи и чьё слово являлось законом в этом доме. И если для этого нужно было отнять у него любимую игрушку… что же, так тому и быть.
Шето никогда не был жесток и вовсе не желал причинять хоть малейшую боль своему сыну. Сам Первый старейшина всегда брезговал рабынями и
