клиентами наравне с остальными. С грязными вонючими волосатыми мужиками, заботящимися только о своем удовольствии. А в целом я уже период изображаю из себя… нет, не так. Я уже период добровольно работаю проституткой. Я не считала специально, но прикинула – за чуть больше чем три недели я переспала с примерно тремя десятками мужчин. Как, на твой взгляд, это подходит под описание распущенности, позора и что там еще можно придумать в адрес падшей женщины?
Суэлла не ответила. На риторические вопросы не отвечают, верно?
– Подходит. Су, ты переживаешь, что опозорена навеки. Я не профессиональный психолог, не антрополог и плохо знаю ваше общество, мне сложно судить о деталях. Я решительно не понимаю, каким образом доминирование женщины, в том числе сексуальное, в тарсачьем социуме может сочетаться с позорностью проституции. Особенно когда у вас в порядке вещей полиандрия и использование мужчин в качестве секс-игрушек. Нет, я могу предположить, что негативность проституции имеет какое-то отношение к унижению перед мужчинами, к подчиненности им, пусть и не по своему желанию, но понять все равно не могу. Я знаю, что такое явление существует, что изнасилование накладывает на женщину позорное клеймо, но знать и понимать – разные вещи. Су, осознай, пожалуйста: что является для тебя позором, а что – нет, можешь решить только ты сама. Чужое мнение здесь по барабану. Я ведь недаром перед тобой боками посверкала, хотя терпеть не могу выпендриваться. Су, я персона чем дальше, тем больше публичная, и обязательно найдутся люди, которые мне мое приключение в укор поставят – а скрывать его я не собираюсь. Так вот, мне с высокой колокольни наплевать, кто именно и как на меня смотрит на улице или напишет в газете. Есть друзья, чье мнение мне небезразлично, а все остальное – неважно. На миллиард с лишним людей на планете все равно не угодишь. Кто-то обязательно тебя невзлюбит, повод всегда найдется. Ох…
Она потерла лоб.
– Что-то я не так и не то говорю. Су, пойми я такая же, как ты. Я, хотя и член правительства и так далее – самая натуральная проститутка, причем, в отличие от тебя, добровольная. Следуя твоей логике, мне нужно сесть и застрелиться рядом с тобой. А я так поступать не собираюсь. И твое стремление к смерти я полагаю глупостью, окончательной и бесповоротной. И если ты застрелишься, я даже жалости к тебе не испытаю, только раздражение и досаду.
– Да что ты понимаешь! – зло сказала Суэлла, начиная закипать. – В вашей бесстыдной Катонии каждая вторая баба – потаскуха, вот тебе и все равно. У нас все совсем не так. Мы хоть какие-то понятия о морали имеем…
– Которые в тех же Княжествах считаются совершенно аморальными! – перебила Яна. – Су, почему тебе важно мнение какой-нибудь тарсачки, которую ты никогда в глаза не видела, а мнение северянина ты игнорируешь?
– Тебе не понять…
– Еще как понять! Общественное мнение для тебя важно, а не абстрактный «позор». Су, ты уже не маленькая девочка и отнюдь не дурочка, раз четыре года в чекашном университете отучиться смогла. Тебе двадцать два года, а ты привыкла, что тобой все командуют, и любую гримасу недовольства воспринимаешь, как конец света. Взрослеть пора, знаешь ли. Своей головой думать учиться. Су, я же эмпат. Я вижу, что тебе совершенно не хочется умирать. Подсознательно ты никакой вины за собой не чувствуешь, но вбила себе в голову, что так надо, и действуешь соответственно.
– Да не могу я вернуться домой, ты что, не понимаешь? – отчаянно крикнула Суэлла. Ей очень хотелось вцепиться Яне в волосы и как следует их повыдергать. – Я что угодно думать могу, но другим все равно! Я – позор своей матери, пусть даже меня насиловали против моей воли! Меня не примет ни одна семья, ни один клан!
На ее глаза навернулись слезы, и она сердито швыркнула, утирая их рукой с зажатым пистолетом.
– Хорошо, – неожиданно согласилась Яна. – Домой ты вернуться не можешь, пусть так. Кампаха скажет тебе совсем другое, но ее ты послушать не захочешь из-за своего дурацкого упрямства, которое почему-то полагаешь гордостью. А что, если я предложу тебе иной выход? И домой тебе возвращаться не придется?
– Что?
– Я совершенно официально предлагаю тебе работу при правительстве Сураграша. Ты должна закончить последний курс на металлургическом факультете и получить диплом инженера. Нам отчаянно нужны квалифицированные металлурги, и мы готовы оплатить твое обучение и выплатить долги, если они остались. С учетом экстраординарных обстоятельств тебя без проблем восстановят на пятый курс. За оставшуюся до начала учебного года в Княжествах половину лета ты как раз успеешь прийти в себя и немного вспомнить забытое. Взамен ты обязуешься отработать у нас по контракту пять лет. С жалованьем пока не ахти, но для уровня начинающего специалиста по грашским меркам ты получать будешь сносно, а там посмотрим, как дела пойдут. Потом, если возникнет желание, сможешь уволиться и обустроить свою жизнь, как захочешь. Как тебе условия?
– Вы примете к себе женщину с этим? – горько усмехнувшись, Суэлла протянула вперед руку, вывернув предплечье так, чтобы продемонстрировать татуировку храма.
– У меня такое же клеймо, – фыркнула Яна, протягивая свою руку в ответ. – Только еще не поджило до конца. Я его даже сводить не стану, пусть на память останется. Су, если проблема только в наколке, то мы ее уберем бесследно. Если хочешь, можешь даже имя сменить. Станешь совершенно другим человеком, и никто не сможет тебя презрением обливать, тайно или публично. Согласна?
Суэлла понурилась. Ее раздирали противоречивые чувства.
– Не знаю… – наконец откликнулась она.
– Хорошо, – Яна поднялась с корточек. – Я подожду в коридоре. Только, будь добра, думай быстрее, у меня из-за тебя сердце не на месте. Если решишь застрелиться, я пришлю кого-нибудь из людей Кампахи, чтобы труп закопали рядом с Тиксё. Если согласишься – скажи мне. Пяти минут на размышления хватит?
Она потянула дверь комнаты на себя, но остановилась и оглянулась через плечо.
– Я могла бы всадить тебе ментоблок и заставить забыть о дурацкой идее с пистолетом. Но я не стану. Твоя жизнь – ты ей и распоряжайся, как знаешь. Только, Су, имей в виду: если ты застрелишься, мне придется решить, что ты все-таки дура. И как дура получила по заслугам. Так удобнее, чтобы не переживать лишний раз.
И дверь скрипнула, закрываясь за ней.
Суэлла медленно подняла пистолет и одним глазом заглянула в черный провал дула. Спусковой крючок слегка подался под пальцем. Так все просто: легкое движение
