— Минутку, пожалуйста, — сказал я. — Она стареет с каждым днем.
Джервия неохотно кивнула, осмотрелась — нет ли погони?
— Скажите мне, какими угрозами императрица заставила вас лжесвидетельствовать? — спросил я.
— Отца арестовали и обвинили в измене, — в ужасе проговорила девушка. — Это случилось, когда начали доходить новости о делах в Объединенном Королевстве.
— Она знала, что я обязательно вернусь, и приготовила подходящую ловушку.
— Наверное, так, — согласилась Джервия.
— А что за нелепая история о мече?
— Ее придумал лорд Вельсус по настоянию императрицы. Милорд, у меня не было выбора.
Я сжал плечо Форнеллы, затем отошел — но держался поодаль от нашей спасительницы.
— Я знаю лорда Вельсуса почти двадцать лет, — сказал я. — Он высокомерный, самодовольный, самоуверенный хам. Но он никогда не был лжецом. Полагаю, для лжи ему не хватает воображения.
Она не ответила, но сощурилась. Ее рука нырнула в складки платья.
— Вы очень хорошо сыграли свою роль, — продолжая отходить от Форнеллы, говорил я. — Столь робкая, хрупкая, пересиливающая свой страх. Когда вы открыли дверь моей камеры, то целиком и полностью завоевали мое доверие. Кстати, когда вы завладели этим телом? Когда его хозяйка умерла от «красной руки»?
Она глянула на стонущую Форнеллу, согнувшуюся так, что седые волосы свесились на лицо, затем снова посмотрела на меня — и ее лицо изменилось, словно подверглось злому тяжелому колдовству. Милую храбрую девушку сменило что-то немыслимо древнее, злобное, напитанное гнусностью до малейшей черточки.
— Когда мы встречались в последний раз, ты не храбрился так, — процедила тварь.
В ее устах милый голос Джервии стал резким, хриплым — и знакомым.
— Храбрился? — Я тихонько рассмеялся. — Я уже давно убедился, что храбрость — лишь очередная иллюзия нашей жизни. Самообман. Мы все делаем то, что должны.
— Как глубоко и верно! Этой ночью ты должен шагнуть с обрыва, учинив бегство посредством подлой магии, несомненно, выученной у твоих дружков с севера. Наверное, тобой двигало чувство вины либо желание оскорбить напоследок императрицу, лишить ее возможности справедливо воздать тебе должное за преступления. Я уверен, что ученые еще многие годы будут размышлять об этом.
— Тебе еще не надоело заниматься подобным за долгие века жестокости и убийств? — спросил я. — Разве ты доволен участью раба на побегушках у чудовища?
— Раба? — Тварь презрительно ухмыльнулась. — Он не поработил меня. Долгие годы на его службе никогда не были наказанием для меня. Всякая отобранная жизнь, любое посеянное семя хаоса радовали меня. Этот мир заслуживает всего, что я учиняю с ним. Когда ты отправишься к достойному финалу, взгляд императрицы неизбежно устремится на север, где лежит лишившееся сил Объединенное Королевство, беззащитное в то время, пока его королева творит безумную вендетту за океаном. Как думаешь, зачем императрица собирает флот?
— Затем, что ее подстегнула твоя ложь?
— Императрица находит мои советы чрезвычайно мудрыми. Такими их со временем сочтет и ее отпрыск. Я только что убедил ее в том, что обычай выбирать преемника среди населения — архаичный и не слишком умный. Кто может сравниться в искусстве правления с тем, кто вырос при дворе, будучи чадом самой императрицы и безвременно ушедшего от нас Светоча?
Я помимо воли шагнул к твари, сжав кулаки.
— Это дитя не для тебя!
Ее рука вынырнула из складок платья, блеснул нож. Женщина пригнулась, выставила лезвие, принудившее меня замереть.
— Этот мальчик закончит уничтожение Объединенного Королевства и примется за Воларскую империю. А его дети построят могучий флот и понесут альпиранскую цивилизацию во все уголки мира. Милорд, разве этому не стоит радоваться? Он очень радовался такой перспективе.
Я шагнул вперед, нож мелькнул у самого моего лица. Я отпрянул.
— Ты лжешь! — крикнул я.
Ее смех был пронзителен и полон злобной радости.
— Он был такой умница! Начитанный, искренне захваченный возможностями тех, кому достался Дар. Вернье, не мы совратили его. Он сам пришел к нам. Но, как всегда, меч Аль-Сорны спутал наши планы.
Ярость помутила мой рассудок, и я кинулся на тварь, позабыв о ноже. Она проворно ускользнула, гибкая и быстрая, словно танцовщица, развернулась и показала на вершину скалы.
— Если не веришь мне, спроси у него!
Я хотел снова броситься на нее, но что-то заблестело, замерцало во тьме за скалой, вспыхнуло ослепительным белым светом, сложилось в знакомый силуэт. Я застыл, впившись взглядом в его лицо. Все мысли покинули меня, кроме одной-единственной.
Селиесен!
У меня защемило сердце. Он так знакомо улыбался. Вот он, одетый в простой халат, какой всегда предпочитал дома. В этом халате он был и тогда, когда мы встречались в последний раз. Конечно, мне так хотелось бы верить, что я забылся, был совершенно обманут и одурманен украденным Даром Посланника. Но нет, я прекрасно понимал, что вижу иллюзию, знал, что она влечет меня к смерти, — но мне было все равно. Я бежал к обрыву и выкрикивал дорогое имя.
Селиесен!
Он исчез, когда я уже был в футе от обрыва, замерцал и угас, будто пламя свечи на ветру. Я отчаянно закричал от горя и тоски, упал на колени, воззвал в беспросветную тьму. Ответом мне был только шелест ветра в траве.
За моей спиной кто-то поперхнулся. Я обернулся и увидел, как Форнелла выдергивает нож из шеи Джервии, как поддерживает ее, как из пробитой шеи хлещет фонтан крови.
— Вам следовало забрать у тюремщика нож, — пробормотала Форнелла и с отвращением отпихнула тело.
Когда я подошел, она упала на колени — теперь уже от неподдельной усталости и слабости.
— Милорд, я ведь была обязана вам жизнью, — вяло, натужно улыбаясь, проговорила Форнелла.
Борясь с тошнотой, я приподнял тело и повернул еще кровоточащей раной к Форнелле.
— Пейте!
Она с отстраненным интересом секунду-другую смотрела на кровь, но затем отвернулась:
— Нет.
— Но это восстановит вас.
— Я уже восстановила себя. Пожалуйста, уберите от меня это.
Я выпустил тело из рук и поспешил подхватить обмякшую Форнеллу. Она медленно, тяжело, неровно дышала.
— Скоро светает, — прошептала она.
На горизонте лишь слабо забрезжило. До рассвета оставались еще часы. Но я прижал ее к себе и прошептал на ухо: «Да».
Я услышал шелест сминаемой травы и негромкие шаги. Ко мне шли солдаты. Много. Целая сотня. Но я не обернулся. Приблизился кто-то рослый, массивный, встал рядом.
— Значит, императрица так и не поверила ей, — сказал я.
