Эта женщина привела пример из собственной жизни. Ее сын потерял пиджак. Она решила, что ее долг – указать ему на беззаботное отношение к личному имуществу. Она перечислила все, что мальчик потерял за год – ключи, блокнот, ручки… В конце концов мальчик уставился в пол и пробормотал: «Я настоящий лузер…»
Такая реакция сына удивила женщину. Она хотела, чтобы он стал более ответственным. Вместо этого она добилась обратного. С того дня ее сын вообще перестал о чем-то думать. Он стал «лузером» – и оправдывал свою репутацию.
Доктор Гинотт согласился с ней.
– Вы дали нам точное описание того, как диагноз становится болезнью.
В разговор вступила другая женщина.
– Порой родители бессознательно навязывают ребенку определенную роль, совершенно не желая того.
Я вспоминаю своих подруг. Одна из них постоянно жаловалась на то, что ее сын безобразно ведет себя в школе, и его регулярно вызывают к директору. В разговоре она всегда называла его «мой сын, ужас школы 47».
А другая подруга вечно жаловалась на то, что ее дочь во всем стремится к совершенству. Если что-то не получалось или получалось неидеально, девочка начинала страшно нервничать. Но я заметила, что в присутствии дочери мать с гордостью говорит: «Вы же знаете нашу Дженнифер – она не успокоится, пока не добьется совершенства. Все, что она делает, должно быть идеально».
Доктор Гинотт снова кивнул.
– Ваши подозрения справедливы. В обоих случаях дети понимают скрытый смысл слов родителей: «Не обращай внимания на мои жалобы. Продолжай оставаться «ужасом школы». Оставайся перфекционисткой. Мама именно этого от тебя ждет». Когда ребенок действует в рамках навязанной роли, то родители должны задуматься над тем, какие сигналы они сами ему посылают.
В разговор вмешалась Ли:
– Думаю, я должна была задать себе этот вопрос семь лет назад, когда родилась Сьюзи. Впрочем, сомневаюсь, что от этого была бы какая-нибудь польза. Сьюзи казалась мне маленьким чудом – девочка после двух мальчишек. У нее было все, чего не было у меня: золотые локоны, нежная кожа, ласковый нрав. Я была просто очарована.
Теперь же мне становится ясно, какой сигнал вербально и невербально я посылала ей по сотне раз на дню: «Ты – моя драгоценность, мой ангел, маленькая принцесса».
Но мне пришлось понять, что принцессам не место в реальной жизни. Они живут в сказках. А в жизни жить рядом с принцессой – тяжкий труд.
Доктор Гинотт усмехнулся.
– Когда же вы обнаружили, что ваше дитя – королевской крови?
– Три недели назад, – ответила Ли, – когда Нелл рассказывала о Кеннете. Я пришла домой и подумала: «Слава Богу, у меня нет таких проблем. В моем доме никто не играет ролей». А потом в комнату вошла Сьюзи и сказала: «Причеши мне волосы. И на этот раз все сделай правильно!»
Я посмотрела на нее и подумала: «А ведь она всегда разговаривает со мной таким образом!»
Несколько дней я наблюдала за дочерью. Я поняла, как она себя ведет. Она всегда получала то, что хотела. Она всегда командовала. Если приказ не приносил результатов, она переходила к истерикам и слезам. Этот ребенок получал все от всех – от братьев, отца, бабушки с дедушкой, друзей, – но ничего не давал взамен. В лучшем случае можно было рассчитывать на улыбку.
Я совершенно неожиданно все это поняла. Моя маленькая принцесса – испорченная стерва. Труднее всего пришлось моему мужу. Хэнк часто говорил мне об этом, но я никогда его не слушала. Более того, когда он пытался как-то воздействовать на нее, я вмешивалась. Для этой девочки не было авторитетов!
Мне стало плохо. Я бродила по дому и думала, что ей сказать: «Малышка, может быть, ты этого еще не понимаешь, но дни твоего правления подходят к концу!», «Куколка, тебе нужна хорошая трепка».
Но потом чувство вины пересилило. Кого я могла винить? Сьюзи? Это была не ее вина. Именно я превратила ее в принцессу. Именно я во всем ей потакала и требовала того же от всех членов семьи.