Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 100
Еще до окончания второго президентского срока Путина в управление НМГ перешел принадлежащий городским властям Санкт-Петербурга канал «Петербург – Пятый канал», который за три месяца до этого получил по указу президента национальный статус, то есть возможность распространять свое вещание по всей стране. С переходом на цифровое телевидение этот канал был включен в телевизионный пакет, предоставляемый бесплатно по всей России.
К 2008 г., когда президентом страны стал Дмитрий Медведев, все новостные телеканалы оказались под контролем Кремля либо напрямую через государственную собственность, как в случае с «Первым каналом» и каналом «Россия», или косвенно: через собственность госкомпаний, как НТВ, и собственность друзей Владимира Путина, как РЕН-ТВ и «5-й канал». Независимые телевизионные компании, получив от властей весьма внятный сигнал, решили отказаться от новостного вещания, сосредоточившись на местных проблемах. Это обеспечило Кремлю полный контроль над информационным пространством и, казалось, дало возможность немного расслабиться: в стране не было никаких серьезных проблем для поддержания телевизионной информационной блокады. Как сказал Владимир Путин, «не будет возврата к телевидению, которое было тогда, в то время [в 1990-е гг.]. Это время прошло. Его нет больше. Оно не вернется. Забудьте»[73].
Цензура? Нет, самоцензура!
Хотя традиционные средства массовой информации (радио, газеты и журналы) в России никогда не могли конкурировать с телевидением и не представляли значительной угрозы для пропагандистского доминирования Кремля, это не избавляло их от периодических атак со стороны властей, которые таким образом отвечали на критику, звучавшую в их адрес.
В сентябре 2002 г. по решению суда была закрыта газета «Лимонка», созданная лидером Национал-большевистской партии Эдуардом Лимоновым. Минпечати заявило, что газета злоупотребляла свободой слова и нарушала закон «О средствах массовой информации», поскольку в ее публикациях содержались призывы к насильственному захвату власти и изменению конституционного порядка.
В ноябре 2002 г. сотрудники ФСБ вошли в офис газеты «Версия» и изъяли редакционные компьютеры, что остановило выход газеты. По словам менеджеров «Версии», целью ФСБ было предотвратить публикацию о расследовании теракта в Театральном центре на Дубровке, в которой содержался подробный анализ действий и ошибок спецназа во время штурма здания.
В феврале 2003 г. против главного редактора газеты «Новые известия» (принадлежащей Березовскому) и его заместителя было возбуждено уголовное дело с обвинениями в растрате. Хотя уголовное дело только 18 месяцев спустя было передано в суд, который вернул его для дальнейшего расследования (так ничем и не закончившегося), руководители газеты были уволены со своих должностей.
В июле 2003 г. был смертельно отравлен депутат Государственной думы и заместитель главного редактора «Новой газеты» Юрий Щекочихин, который занимался расследованиями незаконной деятельности правоохранительных органов. Результаты вскрытия и детали болезни Щекочихина были засекречены и скрыты от его семьи.
В сентябре 2004 г. по приказу Кремля был уволен главный редактор газеты «Известия» Раф Шакиров. Причиной этого стал выпуск, полностью посвященный событиям в осетинском Беслане, где случился крупнейший террористический акт в истории России. Более 1100 человек, в основном дети, были захвачены в заложники в местной школе. В результате плохо спланированного штурма было убито 333 человека, в том числе 186 детей. Кремль всячески пытался скрыть масштабы трагедии, опасаясь массового возмущения. Публикация рассказа об истории нападения, в том числе фотографий, в одной из самых известных газет страны стала публичной пощечиной для властей, за которую журналистам пришлось дорого заплатить.
Во многих отношениях выявление диссидентствующих средств массовой информации и их наказание было эффективным способом контроля Кремля за информационным пространством. К этому времени российская судебная система полностью потеряла независимость и не желала защищать ни СМИ, ни отдельных журналистов. Предприниматели, которые владели медиаресурсами, не хотели повторять судьбу Михаила Ходорковского и были готовы увольнять менеджеров и журналистов при малейшем намеке на недовольство со стороны властей. Однако эта система носила реактивный характер: она могла реагировать только на состоявшиеся публикации. Кремлю же явно хотелось избежать их появления в принципе.
Возможно, идеальным решением этой проблемы было бы восстановление цензуры, но за два десятилетия российское общество привыкло к ее отсутствию, и воссоздать ее было вряд ли возможно. К тому же содержание огромного аппарата цензоров, на которых была бы возложена задача ликвидации инакомыслия, обходилось бы слишком дорого. Тотальная цензура вряд ли может быть жизнеспособной в современном открытом информационном мире, где все большую роль играют онлайновые СМИ и социальные сети. Более того, полная цензура могла привести к полному подавлению критических точек зрения, что устранило бы все предохранительные клапаны для контролируемого выплеска общественных разочарований. С учетом всего этого Кремль пошел по другому пути: в России стали приниматься многочисленные законы с нечетко сформулированными определениями и правовыми нормами, допускающими избирательное применение. Впоследствии такой подход – «власть над законом» – станет основным инструментом Кремля в наложении различных ограничений и организации преследований. Удерживая законодательный орган под полным контролем, Кремль мог добиться принятия любого закона в течение нескольких дней, что позволяло немедленно начать наказывать противников за нарушение закона. В случае со СМИ цель заключалась в том, чтобы распространять среди журналистов неопределенность и страх, заставить их самостоятельно ограничивать свою свободу слова, вводить самоцензуру.
Важнейшим шагом для подавления свободы слова в России стало принятие летом 2002 г. закона «О противодействии экстремистской деятельности», в котором содержалось широкое и расплывчатое определение «экстремистской деятельности», позволившее сделать его удобным инструментом давления на СМИ. Согласно закону, государственные ведомства получили право отзыва лицензии у любого издания, получившего в течение года два предупреждения за нарушение ограничений на распространение того, что суды соглашались трактовать как экстремистскую информацию. Одновременно с этим в Уголовный кодекс была введена специальная статья, предусматривавшая тюремное заключение за поддержку, финансирование или участие в экстремистской деятельности. Впоследствии эта печально известная 282-я статья УК станет одной из основных для наказания инакомыслящих.
Другой закон, принятый в июле 2003 г., дал государству право приостановить деятельность средств массовой информации, если они нарушали закон о выборах. При этом освещение в СМИ событий избирательной кампании может считаться нарушением закона, если избирательная комиссия сочтет, что журналист «пересек границу между журналистикой и прямым участием в избирательной кампании любого кандидата». Журналистские публикации также могут быть классифицированы как неоплаченные рекламные объявления от имени кандидата.
Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 100
