Книга Президент пропал - Джеймс Паттерсон

В ящике комода одна-единственная вещь – портрет Рейчел. Вообще повсюду множество ее фотографий – тех, на которых она полна жизни и счастлива, строит рожицы, обнимает меня и смеется. А эта – только для моих глаз. Ее сделали всего за неделю до смерти Рейчел. Кожа покрыта пятнами из-за «химии», от волос остались редкие пряди. Лицо напоминает череп. Иному человеку такое тяжело было бы видеть: Рейчел Карсон Данкан у последней черты, сдалась пожирающей ее болезни. Но для меня она здесь как никогда прекрасна и сильна, в ее глазах – улыбка, мир и решимость.

Мы уже не боролись. Нам сказали, что смерть – дело времени, остались считаные месяцы, если не недели. Оказалось, всего-то шесть дней. Эти шесть дней я бы ни на какие другие не променял, потому что были только мы и наша любовь. Мы говорили о наших страхах. О Лилли. Говорили о Боге. Мы читали Библию, молились, смеялись и плакали, пока колодцы наших слез не пересохли. Никогда я не ощущал столь чистой и искренней близости. Такого единения с другим человеком.

– Можно я тебя сфотографирую? – попросил я тогда.

Рейчел хотела было возразить, затем поняла: я хочу запомнить это время, потому что никогда не любил ее так сильно.

– Сэр… – Кэролайн Брок легонько стучится в дверь.

– Да, знаю. – Поцеловав пальцы, прикладываю их к фотографии Рейчел, убираю ее в комод и поднимаю взгляд. – Идем.

На мне обычная одежда, на плече – небольшая сумка. Алекс Тримбл неодобрительно сжимает челюсти – сбывается кошмар любого главы Секретной службы. Впрочем, пусть утешится тем, что выполнял мой прямой приказ.

– Может, все-таки широкий периметр? – предлагает он. – Вы нас даже не увидите.

Улыбаюсь, и эта улыбка говорит: нет.

Алекс со мной с тех самых пор, как я еще губернатором, мало имеющим шансов на успех, участвовал в праймериз. После первых дебатов мой рейтинг взлетел, и я оказался в числе лидеров, уступая лишь фавориту, Кэти Брандт. Я не знал, как Секретная служба распределяет охрану среди кандидатов, но думал тогда, что мне, как темной лошадке, достался не самый лучших охранник. Алекс, впрочем, любил повторять: «Господин губернатор, насколько я знаю, вы уже президент»; а еще он дисциплинирован и организован. Его команда трепетала перед ним, как курсанты трепещут перед сержантом-инструктором. Никто меня не убил, а значит, Алекс все делал верно, о чем я ему и сказал, назначив главой своей охраны.

С телохранителями не сближаются; обе стороны понимают важность эмоциональной отстраненности. Но в Алексе я всегда видел очень доброго человека. Он женился на Гвен, своей возлюбленной со времен колледжа; каждый день читает Библию и ежемесячно отсылает деньги домой матери. Он признается, что не самый умный, зато был чертовски хорошим левым полузащитником[16] и получал спортивную стипендию в университете Айовы, где изучал уголовное право, мечтая поступить в Секретную службу и заниматься тем же, чем занимался на футбольном поле: прикрывать клиента со слабой стороны.

Когда я предложил ему стать главой моей охраны в Белом доме, его безучастное лицо ничуть не дрогнуло. Он так и стоял, вытянувшись по струнке, однако в его взгляде я заметил проблеск радости.

– Может, датчик GPS? – безнадежно предлагает сейчас Алекс. – Чтобы мы хотя бы знали, где вы.

– Прости.

Он не понимает, в чем дело. Убежден, что может проследить за мной незаметно. Собственно, наверняка так и есть.

– Бронежилет наденьте, – говорит.

– Нет. Слишком заметно. – Даже новейшие модели видны под одеждой.

Алексу охота высказаться: мол, ведете себя как придурок. Но со мной он себе таких слов не позволит. Ему остается лишь понуро сдаться.

– Берегите себя.

– Обязательно.

Перевожу взгляд на Дэнни и Кэролайн, больше никого в комнате с нами нет. Пора мне уходить – одному и неофициально. Меня всегда и везде непременно сопровождают. Секретная служба не отстает ни на шаг, даже когда я на отдыхе. Каждый час моей жизни расписан. Сегодня у меня единственный шанс спасти страну от неслыханного унижения и исполнить свой долг: защитить, сохранить и оградить США. Частная жизнь моих сограждан в последнее время тоже становится не такой уж и частной: камеры наблюдения, сотовые, социальные сети – все это умаляет свободу. Тем не менее для меня предстоящий выход – нечто новое; я слегка потерян и чувствую себя голым.

Я и подумать не мог, что так трудно незамеченным выбраться из Белого дома. Покидаем резиденцию по лестнице. Идем медленно, с каждым шагом приближаясь к тому, что нас ждет. Я отдаюсь на волю неизвестной судьбы.

– Помните, как мы первый раз здесь прошли? – спрашиваю, припомнив поствыборный тур, еще до присяги.

– Как будто вчера, – отвечает Кэролайн.

– Никогда не забуду, – отвечает Дэнни.

– Мы питали такие… надежды, были так уверены, что сможем изменить мир к лучшему…

Кэролайн говорит:

– Вы – может быть, а я до смерти всего боялась.

Я тоже. Знал ведь, какой мир унаследовал. Мы не тешили себя иллюзиями, будто сможем оставить его после себя совершенным. Каждую ночь в те бурные дни, предшествовавшие инаугурации, меня затягивало в водоворот безумных снов. Что только не снилось: от огромных успехов в международных отношениях, в реформах здравоохранения и уголовного права до кошмарных провалов и кризиса по всей стране.

– Безопаснее, сильнее, честнее и добрее, – перечисляет Дэнни, напомнив девиз, который я повторял каждое утро, когда мы шлифовали программу и набирали команду на предстоящий четырехлетний срок.

Вот мы и на подземном уровне: боулинг с одной дорожкой, комфортабельный командный центр, в котором Дик Чейни укрывался после Одиннадцатого сентября, и еще несколько помещений, оборудованных койками и простенькими столами для совещаний.