Уж не из-за него ли она до сих пор отказывается выйти замуж, внезапно подумал он. Сколько одиноких часов он провел, пытаясь представить ее в объятиях другого мужчины и терзаясь ревностью, которая сводила его с ума! И вот она, перед ним — и на шее у нее отметины его клыков, словно выжженное раскаленным железом тавро, которым шесть лет назад он сам пометил ее. Жестокая ирония этого, словно ножом, полоснула по сердцу. Да, она до конца своих дней будет носить его клеймо — и, однако, у него никогда не хватит духу заявить на нее свои права.
А почему бы, собственно говоря, и нет?
Джулиан застыл, словно пораженный громом. Ему был хорошо знаком этот вкрадчивый голосок, и до этого постоянно нашептывающий ему на ухо свои омерзительные советы. Он даже не очень удивился, впервые сообразив, от кого ему уже доводилось слышать подобные сальности. Виктор Дювалье, будь он проклят! Тот самый Дювалье, который и превратил его в вампира. Дювалье, постоянно дразнивший и мучивший его, клятвенно обещая, что Джулиан не будет знать ни покоя, ни радости, если не оставит наконец попытки остаться человеком и не примирится с тем, кем он стал — исчадием ада. Дювалье — именно он в ту проклятую ночь в склепе бросил Порцию в его объятия. Это он, Дювалье, убедил Джулиана утолить не только терзающий его лютый голод, но и муки одиночества. Джулиан дрогнул… и отведал ее крови. Но одного он так и не решился сделать — несмотря на все уговоры Дювалье, он наотрез отказался высосать из девушки душу, сделав ее своей вечной невестой. Как ни старался Дювалье, все было напрасно.
Однако, соблазн остался… и с каждой минутой становился все острее. Угрюмо усмехнувшись, Джулиан подумал, что виной всему те бесконечные одинокие ночи, когда он ел — и не мог насытиться, ласкал — но не любил.
Не в силах более противиться искушению дотронуться до нее, Джулиан протянул руку и легонько коснулся кончиками пальцев двух бледных отметин на ее горле. Брови Порции чуть заметно нахмурились, по лицу слов но пробежала рябь, с губ девушки слетел чуть слышный стон — боли или наслаждения, Джулиан не мог сказать.
Жаркая волна вдруг накрыла его с головой пробежала по телу, огненным кольцом опоясала чресла. Запах девушки ударил ему в ноздри, и Джулиан с ужасом почувствовал, как во рту растут и распирают губы клыки. Порция только слабо что-то пробормотала, когда он, нагнувшись, осторожно высвободил из ее разжавшихся пальцев осиновый кол.
«Сдайся. Уступи».
Вкрадчивый шепоток шелковой нитью вплелся в сны Порции, уговаривая, умоляя, упрашивая ее сложить оружие. А потом покорно протянуть руки и с распростертыми объятиями встретить клубившийся вокруг мрак.
В этом мраке она уже была не одна. Где-то рядом был он. Это его голос, умоляющий ее дать волю самым сокровенным своим желаниям, она слышала. Поддавшись гипнотической силе этого голоса, девушка чувствовала, как мутнеет в голове, как наливается свинцовой тяжестью ее тело, как медленно и неохотно бьется сердце. Она должна отдаться ему. Без нее он умрет. Не в силах более противиться его зову, она дрожащей рукой отбросила с лица спутанные волосы и выгнулась, покорно подставляя ему горло.
Вдруг девушка вздрогнула и рывком села в постели — сон оказался до ужаса реальным. Похолодев, она подняла глаза, почти не сомневаясь, что из темноты выступит лицо Джулиана с оскаленными клыками. Однако в комнате никого не было — только над головой Порции слабо колыхался полупрозрачный полог. Вся дрожа, она осторожно потрогала шрамы на шее, и слабый вздох вырвался из ее груди. Ну что она за порочное существо, с горечью подумала она. Вместо того чтобы испугаться, изнывает от желания!
Порция прижала руку к груди, где бешено колотилось сердце, и испуганно вздрогнула, внезапно сообразив, что в руке ничего нет. Должно быть, кол выскользнул, пока она спала. Она очень сомневалась, что у нее хватило бы духу поднять его на Джулиана, однако знакомая тяжесть в руке давала ощущение безопасности, повернувшись на бок, Порция стала поспешно перетряхивать смятые простыни. Вот тогда-то она и заметила кол — он лежал на подушке рядом с ее головой, перевитый пурпурной ленточкой, которую она сама накануне швырнула перед ним на карточный стол.
Решив, что все еще спит, Порция медленно села и нерешительно провела пальцами по полоске мягкою бархата. Ее взгляд метнулся к окну.
Стряхнув оцепенение, девушка схватила кол и подскочила к окну. Оно оказалось закрыто, но задвижка не была задвинута, как будто кто-то, выскочив наружу, сильным толчком захлопнул его за собой. Невероятно… Снаружи не было ничего — ни балкона, ни выступа, ни дерева ближе десяти футов к дому, одна гладкая каменная стена. Порция распахнула окно, впустив в комнату свежий морозный воздух. В спальне стояла удушливая жара. Кто-то не только прикрыл за собой окно, но еще и позаботился подбросить в камин поленьев.
Порция свесилась через подоконник — она до боли в глазах вглядывалась в темноту в надежде заметить внизу хоть какое-то движение. Но вокруг все как будто вымерло, Вздохнув, она опустилась на стул и принялась задумчиво вертеть в руках кол. Закрыв глаза, она представила себе, как изящные пальцы Джулиана обвивают деревянный кол ее бархоткой, прежде чем положить его на подушку возле ее головы.
Что это? Приглашение? Или прощальный подарок? Обещание — или предупреждение?
«Уступи», — прошептал он в ее сне. Но что она должна была ему отдать? Свое сердце? Мечты? Бессмертную душу? Прижав к груди осиновый кол, Порция подняла глаза к небу и принялась ждать рассвета.
На следующее утро сонная Порция спустилась к завтраку, отчаянно зевая и с трудом волоча ноги. Она просидела у окна всю ночь, позволив себе уснуть, только когда из-за крыш домов вынырнуло бледное зимнее солнце. Но проспала недолго, каких-то два часа, и проснулась совершенно разбитая — все ее мышцы ныли, холодные пальцы намертво сомкнулись вокруг осинового кола.
По привычке сунув его в специальный карман под юбкой, девушка спустилась в столовую. Конечно, она догадывалась, что зоркий глаз Эйдриана может заметить кол, но почему-то ей страшно хотелось, чтобы это произошло как можно позже. Это был их с Джулианом секрет, и она не желала делиться им ни с кем.
Эйдриан уже сидел во главе стола, рядом с ним, как обычно, устроилась Каролина. Судя по темным кругам под глазами, они спали не больше ее. Мрачные лица обоих супругов до странности не соответствовали яркому солнцу и искрящемуся свежевыпавшему снегу, устилавшему террасу перед высоким французским окном. Малышка Элоиза, частенько за завтраком плевавшаяся в Уилбери овсянкой, сегодня была тише воды, ниже Травы. Выглядело это крайне подозрительно. Напротив Эйдриана в кресле развалился Ларкин — всегда безупречный, галстук сейчас был в беспорядке, а мягкие каштановые волосы стояли дыбом.
В столовой не было ни одного лакея, а блюда, которые они заботливо наполнили, прежде чем уйти, так и остались нетронутыми. Порция заметила, как Каролина с отсутствующим видом поковыряла яйцо двузубой вилкой, потом со вздохом отложила ее в сторону.
Она растерянно обежала взглядом стол.
— Черт возьми, да что с вами такое? Сидите как на похоронах! Ну и вид у вас — словно кто-то умер!
