Ознакомительная версия. Доступно 7 страниц из 32
И всё? Я умчалась, неуверенно радуясь, что меня никто и не собирался наказывать за дерзость.
Футболка действительно высохла. Никаких следов крови (а распоротая стеклом пятка кровоточила прилично) не осталось. Я свернула ее и побрела обратно.
На подходе к дому мне внезапно стало так тошно, что пришлось сесть, и некоторое время я провела под кустами малины, глядя, как по моим ногам карабкаются крошечные малинниковые муравьи.
Мне было двенадцать лет, и я впервые ощутила, на какой тонкой грани балансируют насмешники со своим бесчувственным острословием, со своей способностью вслушиваться только в себя. Вася был взрослым и неуязвимым. Мне казалось, об него можно обтачивать ехидство до бесконечности.
Еще через пять минут в компании муравьев я поняла, что у моих родителей было что мне сказать. Но все, что они себе позволили, – это напомнить мне о событиях трехдневной давности.
Еще через десять минут из дома вышел Василий.
– Ну? – говорит. – Чего расселась?
– Ягоды искала, – говорю. – А их уже нет.
– Не выдумывай, – говорит Василий. – Это ремонтантная малина, она у вас до сентября плодоносить будет. Хоть что-то я знаю, да?
Это был первый и последний раз, когда Вася позволил себе напомнить разговор с нашей родственницей.
С тех прошло довольно много лет, и я даже повторяю про себя иногда, что если ничего не видно, это не значит, что ничего нет. Фраза, конечно, менее дурацкой не стала. Зато я от повторений определенно стала менее дурацкой, хотя Вася, наверное, со мной и не согласился бы.
Дачники
Год назад приехали в нашу деревню люди. Купили развалюху покойной бабы Гали. Развалюху снесли, на ее месте возвели двухэтажную бревенчатую избу с резным крыльцом и верандой. Собирались жить в ней сами, но передумали, и дом был выставлен на продажу.
За восемь миллионов.
Тут надо понимать: деревня наша расположена в живописных глухих местах. Вокруг леса, кишащие зверьем: клещами, лосиными мухами и комарами. Кто скажет, что комар – не зверье, тот не гулял в наших дубравах июньским вечером.
Ближнюю рощу облюбовали кабаны, а ближняя роща начинается в пятистах метрах за околицей; матушка моя, выйдя однажды прогуляться, вернулась на удивление быстро и сильно побледневшая. Позже встретившееся ей стадо застрелили охотники.
В двух километрах от деревни течет Ока: широченная, красивущая. Каждая фотография – как открытка для рекламного проспекта. Берег дрянной, грязный, можно и на стекло напороться, и на ржавый гвоздь. Течение страшное – детям купаться нельзя, да и взрослым надо бы с осторожностью.
Продукты привозим свои. Можно, конечно, и в магазин сходить в те редкие дни, когда он работает. Там есть замороженный минтай, водка и два вида сушек, которыми побрезговала бы и крыса. Еще тетрадки, карамельки и искусственный цветок «гвоздика пластиковая» – если вдруг на первое сентября приблудится к нам одичавший учитель.
Что еще? Кладбище есть, в сыром лесу.
Церкви нет, конечно.
Зимой деревня вымирает. Три вечных старухи, два полумертвых алкоголика да друг моего детства Василий, которого боятся и вечные старухи, и полумертвые алкоголики.
Теперь вы понимаете, отчего, услышав о восьми миллионах, местные начали смеяться? Приличный дом с большим участком у нас можно купить за полтора.
Стоим с тетей Машей и соседом, обсуждаем расценки на картофель и небывалый урожай терновника. Мимо идет семейная пара дачников, обосновавшаяся в деревне пару лет назад. И остановившись, чтобы поздороваться, немедленно заговаривает о том, что обсуждают все, – о немыслимой цене на новый дом.
– Хи-хи! Восемь миллионов! – говорит супруга. – Это в нашей-то дыре!
– Да сюда бесплатно-то не каждый поедет! – вторит ей супруг. – Мы сами здесь землю купили только потому, что у меня сестра в Гороховце.
Тетя Маша меняется в лице.
– Ну и дураки, что только поэтому! Да у нас здесь воздух знаете какой? Его вдохнешь утром – и выдыхать не хочется! А леса, леса-то какие!
– С кабанами… – вякаю я.
– С кабанами, зайцами, лисами, селезнями! – воодушевленно подхватывает тетя Маша. – А соловьи по весне поют – целыми ночами ведь выводят, поганцы! поубивала бы! но как же славно, аж душа заходится!
Оробевшие дачники молчат.
– А рыбалка… – мечтательно говорит сосед. – Ведром черпнешь у берега, вынимаешь, а оно с раками.
– А озера! На наше Свято-озеро за сто километров люди ездят!
– И детишкам тут хорошо. Продукты свои, натуральные!
– Да всем хорошо! Земля родит, в лесу грибы каждый год ковром!
– Тыщу лет ищи, не найдешь такого места! Да, Алена Ивановна?
Под взглядами соседа и тети Маши становится ясно, что молчать нельзя, а говорить надо очень обдуманно. Особенно с учетом того факта, что у Маши наша семья покупает яйца и козье молоко.
Некоторое время я пытаюсь сообразить, что еще хорошего есть в нашей деревне. Как назло, кроме медведки устрашающих размеров, в голову ничего не приходит. «А медведка у нас какая… Соловьев жрет!»
Пауза затягивается. Тетя Маша и сосед мрачнеют.
– Героям еще памятник стоит, – мямлю я, чтобы сказать хоть что-нибудь. – За победу. В Великой Отечественной войне.
Все, думаю, конец молоку. Придется возить из Павлово.
– Вот именно! – удовлетворенно говорит тетя Маша и похлопывает меня по плечу. – Это значит, люди-то у нас какие? Героические!
– Землю родную отстояли, – твердо говорит сосед.
– Соловьев, – слабо говорю я.
Потрясенные дачники пылко кивают.
– Да если хотите знать, – горячо говорит тетя Маша, – восемь миллионов – это ж тьфу! Ну купили бы люди в Горьком квартиру на эти деньги. Разве свой дом не лучше?
И дачники, пять минут назад высмеивавшие нашу деревеньку, от всей души соглашаются, что лучше, несомненно, лучше.
– Надо Зелениным рассказать, – говорят друг другу. – Они как раз искали.
Думаю я, что в итоге мои дорогие односельчане так и продадут эту избенку. Поторгуются, скинут немного – и продадут.
Потому что вы же понимаете: над домом за восемь миллионов можно смеяться от силы пару месяцев. А над теми, кто его купит, – всю жизнь.
Кролики
Однажды, давно, дедушка сколотил восемь клеток и объявил, что мы станем разводить кролей.
– А забивать их кто будет? – сразу же спросила я.
Ознакомительная версия. Доступно 7 страниц из 32
