Книга Дама сердца - Лиз Тайнер

Он спал урывками, часто просыпаясь и вновь начиная думать о Лили. Когда встало солнце, он снял кольцо с мизинца и убрал его в коробочку.

Слова Лили то и дело всплывали в сознании, и Эдж не мог не удивляться, насколько она противилась тому, что могло бы стать прямо-таки идеальным браком.

Он подумал о камердинере, этом идеальном слуге. Гонту не требовались лишние похвалы. Получаемое им жалованье подтверждало его ценность. Но менее значимых слуг наверняка порадовало бы доброе слово. Он мог передать им все через Гонта. А еще лучше – сказать лично.

Эдж оделся, не став вызывать звонком камердинера, вышел из своей комнаты и направился наверх, к лестничной клетке, ведущей в помещение для слуг. До него донесся приглушенный рокот голосов. Эдж сделал несколько шагов, и в ушах у него явственно зазвучал голос отца, предупреждавший о том, что герцог не должен заходить в людскую.

Он прислушался. Кому-то давали указания.

– Это превосходный дом для работы, вам здесь понравится… Но вы не должны попадаться на глаза его светлости. И его гостям тоже, только если вас специально позовут или этого нельзя будет избежать. Мы должны быть невидимыми для таких высокопоставленных людей, как он. Вас уволят, если он скажет дворецкому хоть слово о вас.

И голоса смолкли.

Как он мог достойно представлять свою страну, если даже не знал, что происходит под его собственной крышей, и людям, которым он платил, не разрешалось попадаться ему на глаза?

Он вернулся в свою комнату и звонком вызвал Гонта, приказав ему найти поношенную одежду.

* * *

Мальчик – подручный конюха, заблаговременно отправленный с поручением к кузнице, обнаружил таверну, в которую часто захаживал тот самый кузнец, и Эджу дали подробное описание мистера Харта.

Тем вечером, осознавая, что камердинер не уснет до его возвращения домой, Эдж вышел из кареты. Нос уловил аромат жареного мяса. В воздухе носились звуки скрипки, смешиваясь с взрывами смеха. Какой-то олух, сопровождаемый тянувшей его за руку женщиной, с размаху наткнулся на Эджа, и ожоги напомнили о себе болью.

В «Медведе и кабане» знакомых лиц не оказалось, и, кроме нескольких человек, прокряхтевших приветствия, никто не обратил на Эджа особого внимания.

В таверну вошел мужчина с копной белых волос и отросшими растрепанными бакенбардами, полностью соответствующий описанию. Кузнец уселся на стул рядом с Эджем, и до герцога донесся запах жженых углей.

– Новые посетители с монетами в карманах всегда покупают мне выпить, – сказал кузнец.

– Правда? – отозвался Эдж.

– Предположим, что так, раз уж вы первый, кого я никогда прежде здесь не видел. – Он быстро подтянул стул ближе к Эджу. – Проигрались?

– Не больше чем в любой другой день.

– Тогда садитесь и расскажите, откуда вы. У вас голос джентльмена.

– Раньше я занимался коммерцией.

– А, – улыбнулся кузнец. – Так поведайте мне, что вы натворили.

– Я ничего не совершал.

– Вы хотите сказать, что вас не поймали.

– Нет. Я не совершал никаких преступлений.

Обрамленные морщинками глаза и лицо кузнеца снова озарились.

– Ладно, можете купить мне выпить и без лишних откровений. Я и сам могу поговорить. Обычно я держу львиную долю слов при себе, и, похоже, они настолько увязли в моей голове, что всякий раз мне трудно вытащить оттуда что-нибудь правильное. – Он осушил остатки своего напитка. На рукаве его рубашки красовалась выжженная дыра. – Или я просто набираюсь сверх меры.

Не успел Эдж закончить свою первую кружку, как старик махнул девушке за стойкой, чтобы принесла им еще выпить, и стал молоть всякий вздор о кузнице.

– Я начал работать, когда был совсем еще мальчишкой. Можно сказать, родился с молотом в руке. – Он посмотрел на Эджа. – Запомни, что я скажу, парень. Первое правило кузнечного дела: ты можешь не быть честным с людьми, но должен быть честным с металлом. Он не прощает вранья. Ты работаешь по его правилам, иначе придется начинать все заново. Я никогда не устаю от красоты металла. Можешь нагревать его, пока он не станет мягким, податливым. И чем больше заботы он получает, тем тверже становится. Совсем как мужик с какой-нибудь красоткой. – Он похихикал и спросил: – А ты чем занимаешься?

– Главным образом работаю с бухгалтерскими книгами.

– С чужими деньгами. – Он прикрыл глаза и мечтательно произнес: – Наверное, это самая прекрасная вещь после теплой женщины и горячей стали.

Продолжая сыпать шуточками, кузнец помахал, заказав им еще две кружки. Он болтал без умолку, перескакивая с одной мысли на другую.

– Так с чьими бухгалтерскими книгами ты работаешь? – спросил он.

– Одного человека с улицы Сент-Джеймс.

– И кто же этот человек?

– Представитель сливок общества.

– Расскажи мне что-нибудь о себе. Есть ли у тебя жена? – Ты ее любишь или терпеть не можешь? Или любовница, которая жаждет затащить под венец?

– А кто у вас?

– Жена, почти десять лет. – Кузнец подался вперед, явно не желая отставать. – Так что же твоя любимая? Уже готов выкинуть ее из сердца? Иначе вряд ли ты торчал бы тут.

– Нет у меня никакой любимой.

– В таком случае разве не пора подыскать себе кого-то?

– Вы женаты лишь десять лет. Похоже, вы сами с этим припозднились.

– Это моя третья жена. Первая умерла во время родов. Вторая сбежала с портным и умерла от лихорадки. Я разочаровался в браке, но потом встретил нынешнюю жену. Она на восемь лет старше меня и пережила нескольких мужей. Прекрасная жена. Она могла бы передвинуть наковальню одной рукой. А в гневе способна растопить взглядом сталь. – Он вскинул брови. – Я делаю все как она велит.

– А правда вы тот человек, который когда-то соблазнил жену Хайтауэра?

Судя по всему, супруга кузнеца была не единственной, кто мог растопить взглядом сталь.