Ознакомительная версия. Доступно 27 страниц из 135
– Снова угадал.
– Иногда я жалею, что сразу не послал тебя к Беспощадному, – ухмыльнулся фармер. – Ты всегда приходишь не вовремя…
Он явно хотел выглядеть крутым челом, а был обычным усталым фармером, проведшим весь день под безжалостным солнцем Пустошей, и ему хотелось домой.
– Что поделать, Том? – отозвалась Белка с той же интонацией. – В наше время гости – всегда не вовремя. Пора к этому привыкнуть.
– Значит, придется пригласить вас в дом… Скажи мне честно, Белка, за тобой идут?
– Да, Том.
– Их много?
Она покачала головой.
– Не знаю. Думаю, что не менее двух дюжин. Нескольких мы убили, но это их не остановило.
Том спешился, перебросил поводья через голову лошади. Тим видел, что фармер думает, как ему поступить.
– Кто за тобой идет, Белка? Нога, Бегун, Облом и Свин?
– Нога уже никогда никому плохого не сделает…
– Будь сыт, Беспощадный… – он приложил два пальца левой руки (указательный и средний) ко лбу. В Парке никогда так не делали. И не говорили. – Твоя работа?
Белка кивнула.
– Они далеко? – спросил фармер. – Как сильно ты оторвалась?
– День пути. Это самое малое. Им нужно обойти Болота, а мы переплыли их на лодке.
– Завтра утром ни тебя, ни его не должно быть в моем доме, – сказал Том серьезно. – Эва снова беременна, а они хотят твоей крови. Мне не нужны неприятности.
– Живи вечно, Том. Спасибо. Утром мы уйдем.
– Заходите, – буркнул он и зашагал к воротам, которые начали медленно распахиваться при его приближении. – Только аккуратнее, я посмотрю, привязала ли Эва Клыка.
* * *
Дорога в обход Болота всегда была не сахар.
Каждый раз, выходя на набег, Бегун знал, что на отрезке пути до Сити хоть кого-то да потеряет.
Это была обязательная жертва, словно Беспощадный собирал дань за проход к Пустошам.
После того, как мина в доме Белки прикончила Грустного, Бегун подумывал, что в этот раз их пронесет, но не пронесло.
Солнце уже спряталось за горизонт, пора было останавливать отряд на привал и Облом начал высматривать место для стоянки. Охотники порядком подустали, а наутро предстоял еще один переход.
Бегун почувствовал, как начинают гудеть ноги и внутри походных ботинок словно угли разгораются – так пекло стопы.
Место было знакомое. За невысоким кустарником должна была открыться поляна, обширная, поросшая низкой цепкой травой. На ней и надо останавливаться: достаточно далеко от Болота и достаточно далеко от леса, откуда тоже можно было ждать неприятностей.
Охотники шли впереди и сзади Вождей, и когда Кыш споткнулся, он буквально упал Бегуну под ноги. Упал ничком, сразу же вскочил, опираясь на колено, и снова упал, на этот раз на бок. Бегун рассмотрел выражение безграничного удивления на его круглом лице.
Рядом с упавшим сразу оказались несколько челов, подхватили его под руки…
– Стоять! – приказал челам Облом из-за плеча Бегуна. – Кыш, посмотри на меня! Кыш! Прошу, посмотри!
Кыш поднял на вождя взгляд, по-прежнему непонимающий, растерянный, и Бегун увидел, как едва заметно течет его лицо. Казалось, что круглая румяная физиономия Кыша не состоит из плоти, а вылеплена из воска, тающего в потоке горячего воздуха, оплывающего, теряющего форму.
– О, черт! – выдохнул Облом, шагнув вперед. Голос у него задрожал.
Можно было ругаться, можно было молиться, но помочь Кышу было невозможно. Когда за человеком приходит Беспощадный, ему ничем нельзя помочь. Разве что пристрелить.
– Это все, бро? – спросил Кыш у Облома заплетающимся языком. – Это он?
Облом кивнул.
Кыш был ему не чужой. У них была одна мать.
Пока охотники несли Кыша к месту привала, Облом шел рядом и держал брата за руку. Лицо у него было растерянное. Он явно не знал, как себя вести. Вождь должен быть крут, он не должен ни сочувствовать, не переживать. Он – Вождь, остальные должны слушаться и служить ему! Но даже не знавший жалости Облом почувствовал нечто похожее на грусть и страх.
Пришедший за его старшим братом заглянул к нему в душу (если это, конечно, была душа) своим мертвенным, равнодушным взглядом и дохнул в лицо ледяным, колким предчувствием смерти.
Охотники тоже притихли.
Приход Беспощадного пугал челов, напоминая, что завтра, послезавтра или через неделю…
А может, через месяц или через минуту…
Пугала не смерть от болезни, ранения, ножа соплеменника или пули вождя, не гибель на охоте – к такому челы привыкали с первых дней жизни и были готовы встретить в любой момент.
Пугал именно Беспощадный – совершенно предсказуемый и неизбежный.
К нему невозможно было привыкнуть, потому что он каждый миг напоминал о себе – погребальными кострами, мертвыми телами в заброшенных домах, трупами в болотах, разваленными городами, заросшими шоссе, язвами разрушенных заводов. Мир вокруг был напоминанием о его могуществе. Это был его мир, люди всего лишь служили пищей всесильному. Как выпущенная из лука стрела всегда найдет куда вонзиться, так Беспощадный приходит к челу или герле в тот момент, когда те еще полны сил и жизни, чтобы выпить их до дна.
Бегун много раз видел, как Беспощадный высасывает свою жертву. Он даже помнил, как тот убивал его мать – память почему-то сохранила именно этот момент из воспоминаний бэбика. Потом он много раз видел подобное.
Сейчас Беспощадный возьмется за дело всерьез.
Через четверть часа вместо Кыша на каремате будет лежать мужчина средних лет. Его будет корежить и крутить, он будет гореть в лихорадке, тело будет проживать годы за минуты. Лицо покроется морщинами, седина выкрасит голову и тут же слезет, оставив за собой голую шелушащуюся кожу. Суставы на руках и ногах распухнут, пальцы скрючит, ногти станут желтыми и бугристыми, потускнеют слезящиеся от жара глаза, начнут вываливаться зубы, темные пятна побегут по коже, мышцы высохнут…
Через три четверти часа старик, недавно бывший Кышем, забьется в агонии и засипит, как пробитый мех. Истрепанное сердце будет тщетно стучать изнутри в частокол из хрупких ребер, легкие заполнятся мутноватой жидкостью, дыхание захлебнется в ней, утонет, и дряхлая развалина забулькает, как газ, выходящий из болотной жижи…
И умрет.
От этого нет спасения.
Что бы ты ни делал, Беспощадный придет за тобой и сожрет твою молодость, зрелость, старость и превратит тебя в мумию за три четверти часа после того, как отсчитает восемнадцать зим.
Три четверти часа на всю жизнь от восемнадцати до смерти, которую ты проведешь в горячечном бреду…
Погребальный костер они сложили уже в полной темноте, чтобы дым не был виден за много миль. Деревья, даже сухие, отсырели от близости болота, ветки разгорались плохо, но потом пламя разгулялось, пожирая тело, едва видимое в хороводе из искр и языках оранжево-синего огня.
Ознакомительная версия. Доступно 27 страниц из 135
