Обед она провела в молчании, но ни Берил, ни дядя не заметили этого, потому что сами были заняты разговором.
Граф рассказывал о поздравлениях, которые получил в Лондоне после публикации в газете сообщения о помолвке дочери.
И все это время Берил явно старалась удерживать внимание маркиза.
Она была неотразима в платье, гармонирующем с цветом ее глаз; ожерелье из чередующихся с алмазами аквамаринов искрилось при каждом ее движении.
Берил несколько раз пускала в ход свое остроумие, и Торилья подумала, что ни один мужчина не устоит перед чарами этой красавицы. Сама же она до такой степени боялась встретиться взглядом с маркизом, что просто не смотрела в его сторону.
Когда обед подходил к концу, Хэвингэм совершенно неожиданно перебил Берил, продолжавшую тему будущей свадьбы:
— А какая роль в празднестве отведена мисс Клиффорд?
Торилья вздрогнула, краска прихлынула к ее щекам.
— Торилья — моя единственная подружка, — ответила Берил. — Я просто не успела рассказать, Галлен, как много она значит в моей жизни. Мы выросли вместе.
— Да, конечно, — вступил в разговор граф. — Всем нам очень не хватало тебя, Торилья, с тех пор как вы с отцом отправились на далекий север.
— И я тоже скучала без вас, дядя Гектор, — тихо сказала девушка.
— Ну что ж, теперь ты вернулась, — промолвил граф, — и пробудешь с нами по крайней мере до свадьбы Берил.
— Кстати, мне… — вновь затрещала Берил о церемонии бракосочетания и множестве людей, которых следовало принять.
Обед закончился, и джентльмены спустились в салон, а Торилья снова ускользнула в покой и тишину своей спальни.
Она уверяла себя, что поступает тактично, так как Берил, конечно же, хочется побыть наедине с маркизом.
Но сердцем понимала, что попросту боится быть рядом с ним. Уже одно его присутствие, все эти противоречивые слова и поступки кружили ей голову, едва не сводя с ума своей причудливостью и непредсказуемостью.
Торилья так и не смогла уснуть, и когда чуть рассвело, сразу же собралась в церковь, потому что было воскресенье.
Она предположила, что с тех пор, как ее отец стоял во главе маленького прихода, распорядок богослужений не мог сильно измениться.
Он всегда настаивал на очень ранней литургии — тогда ее могли бы посетить и те, кому предстоят дневные труды.
Вступив в неф сложенной норманками из серого камня церковки, она вновь ощутила себя девочкой, и в мир вернулась прежняя справедливость.
Отец и мать жили в приходском доме, а Бог, в которого она искренне верила, находился рядом и внимал ее молитвам.
Ей иногда казалось, что за Барроуфилдом приглядывает какой-то другой бог.
Иногда, узнав об очередном жутком событии, приключившемся в шахте, она думала, что в поселке нет того милосердного Бога, который, по словам ее отца, заботился обо всех своих детях, какими бы они ни были.
В поместье Фернлеев было гораздо теплее, чем на севере. Освещенная золотыми лучами предполуденного солнца, Торилья вступила под полог дубовых ветвей и сняла с головы капор.
Она вспоминала, как они с Берил были счастливы в детстве, когда бегали и прятались под деревьями.
Ей не хватало терпения ждать, пока Берил или Родни отыщут ее, и, заметив, как она выглядывает из-за дерева, они с радостными воплями бросались ее ловить.
Если ей удавалось убежать от них, восторга лишь прибавлялось.
Они втроем до изнеможения носились по мягкой траве, а потом валялись на берегу озера, задыхаясь от усталости и смеха.
Иногда Родни принимался дразнить подружек, угрожая бросить их в спокойную воду.
» Родни более нет в живых, а мы с Берил выросли, — подумала Торилья с болью в сердце. — И проблемы… ужасные проблемы стоят перед нами обеими «.
И в это самое мгновение Торилья увидела скачущего в ее сторону маркиза.
Повинуясь порыву, девушка спряталась за могучим дубом; припав спиной к объемистому стволу в надежде, что Хэвингэм не заметит ее.
Она замерла, прислушиваясь к хрусту гравия под копытами, и едва не подпрыгнула, когда маркиз оказался прямо перед ней, глядя на нее с высоты вороного жеребца.
— Вы пытаетесь слиться с природой, Торилья, или же прячетесь от меня? — спросил он.
Девушка не ответила, и маркиз спешился. Когда, предоставив коню свободу, он подошел к ней, Торилья задрожала всем телом.
Она уставилась на жеребца, щипавшего травку.
— Я жду ответа на свой вопрос. — Маркиз явно недоумевал.
Торилья попыталась взглянуть на него, но смогла лишь спросить без всякой логики:
— А ваш… конь… не убежит?
— Саливан послушен мне, — ответил маркиз. — Он прибыл сюда вместе со мной и придет, когда я позову.
Торилья промолчала, и, немного помедлив, маркиз произнес:
— Ну, я ответил на ваш вопрос, теперь ваша очередь.
— Я… я просто шла домой из… церкви.
— Вы были в церкви? — В его голосе слышалась легкая нотка удивления. — Ну конечно, сегодня же воскресенье! О чем же вы молились?
— Я молилась за Берил, — искренне ответила Торилья.
Она пошла вперед по траве, надеясь, что маркиз оставит ее в одиночестве. Однако он решил проводить ее.
Опустив голову, Торилья разглядывала начищенные до блеска гессенские сапоги и, не поднимая глаз, чувствовала на себе его взгляд.
— Вы удивились, увидев меня? — нарушил молчание маркиз.
— Да.
— Ну а я был попросту потрясен, — сознался Хэвингэм. — Почему вы не сказали мне, куда едете?
— Но вы… но ведь вы и не спрашивали.
— Я не сомневался в том, что вы не захотите отвечать на мои вопросы. Более того, я понял, вы намеренно избегаете их.
Она была удивлена его наблюдательностью.
— Войдя в салон и увидев вас с лилиями в руках, — продолжал он, — я подумал, что передо мной плод моего воображения. — Помедлив, он добавил:
— Я думал о вас целый день; более того, покинув» Георгий и Дракон «, не мог думать ни о ком, кроме вас.
Торилье показалось, будто она видит сон наяву, и еще она подумала, что ему не следует говорить ей подобные вещи. Но маркиз спросил:
— Насколько я понимаю, вы не рассказали Берил о нашем знакомстве?
— Нет, нет!
— Почему же?
Поколебавшись, Торилья неуверенно промолвила:
— Я… Мне бы не хотелось… мне не хотелось бы… сделать ей больно…
— Вы полагаете, что Берил почувствует себя задетой? — полюбопытствовал маркиз. — Я лично в этом сомневаюсь.
