Вот чего она хочет от жизни, вот чего хотела бы для нее мать! А сейчас, хотя она и выполнила свой долг, ей было тяжело и одиноко, потому что на каждом шагу она чувствовала его неприязнь к себе.
Когда на следующий день они спустились вниз к экипажу, чтобы ехать в какой-то город, находящийся на расстоянии многих миль от замка, Илоне показалось, что князь держится с ней холоднее обычного. Его голос казался ей ледяным ветром, дующим со снежных вершин.
Он никогда не смотрел прямо на нее, а когда обстоятельства вынуждали его дотронуться до нее, она постоянно чувствовала холод его рук.
«Он ненавидит меня!»
Сегодня он не пел и был необыкновенно молчаливым. Адъютант пытался заговорить с ним, но тот отвечал односложно, и Илона печально подумала: скоро все поймут, что их семейная жизнь не заладилась.
После четырех дней, прошедших после свадьбы, между ними возник невидимый барьер, прочнее чугуна и стали.
Она с облегчением вздохнула, когда наконец на горизонте показался замок. Неожиданно князь приободрился и заговорил оживленнее, чем за все время пути.
В холле их встретил граф Дуца, и Илона искренне обрадовалась ему.
Она уже успела полюбить графа, всецело полагалась на него и многое от него узнала. Он вкратце рассказал ей обо всех, кто бывал на их обедах, и поведал много легенд и историй о городах, которые они посещали.
— Вы правы, граф, — сказала Илона, подходя к нему, — город, который мь' сегодня видели, очень похож на соколиное гнездо!
— Я знал, что вы уловите это сходство, госпожа! — удовлетворенно заметил граф. — Но сегодня вечером вам предстоит кое-что поинтереснее!
— Сегодня вечером?
— Я думал, его высочество предупредил вас, — произнес он, глядя на князя.
— О чем предупредил?
— У вас в гостях сегодня будут цыгане. Увидев в глазах Илоны удивление, он пояснил:
— В княжестве, как вы знаете, живет очень много цыган. Все они глубоко благодарны князю за разрешение жить на его земле и защиту.
— От короля?
— Если бы не вмешательство князя, его величество послал бы против них войска!
Посмотрев на князя, граф спросил:
— Это ведь так, государь?
— Моя жена, может быть, не любит цыган, как и ее отец, — холодно ответил князь. — В этом случае ей не интересно слушать о них. Если сегодня вечером она откажется выйти к ним, я просто извинюсь за ее отсутствие!
Он говорил, будто ее здесь и не было, и это рассердило Илону.
— Я буду очень рада познакомиться с цыганами, — обратилась она к графу, — и думаю, мы должны им сделать какой-нибудь подарок. Будьте любезны, подберите что-нибудь подходящее для этого случая!
С этими словами она повернулась, высоко подняла голову и, шелестя юбками, стала подниматься по лестнице.
«Мне надоело это высокомерие князя! — сердилась она. — Рано или поздно я заставлю его заговорить со мной! Но, когда я в постели, это невозможно. Значит, надо попросить его прийти ко мне или самой пойти к нему!»
Она пыталась уговаривать себя, как можно решительнее и строже, но сидящая в ней слабая и беспомощная женщина говорила ей: князь настолько властен и самоуверен, что любые слова, сказанные ею, будут выглядеть глупо.
Вдруг он спросит ее, чего она ожидала? Почему ее не удовлетворяет такое обращение?
Она же не сможет сказать ему, чего она ждала на самом деле и что ее обижает его равнодушие к ее красоте.
«А это чистая правда, — думала она. — Я не нравлюсь ему, и тут ничего не поделаешь!»
Этим вечером она вынесет его холодное равнодушие и сделает вид, будто ее интересует кто угодно, только не он!
Притворяться она не умела, но сегодня вечером она сможет быть искренней: ведь она так зла на него!
Цыгане собрались за воротами замка. Вечер был теплым, небо усыпано звездами, и князь с Илоной вышли из замка на площадь.
Их сопровождали слуги с зажженными свечами. От толпы цыган отделился человек и подошел к ним. Это был предводитель цыган, или барон.
В воспоминаниях Илоны цыгане были племенем, которое кочует по стране, продает на ярмарках лошадей, предсказывает судьбу и показывает своих дрессированных животных.
Но она никогда не встречалась с цыганами, над которыми властвует избранный барон. Она слышала, что некоторые бароны имели огромную власть над своим народом, но никак не ожидала увидеть человека столь богато одетого и с таким количеством драгоценностей.
На бароне был длинный красный камзол с золотыми пуговицами, желтые сапоги с золотыми шпорами и шапка из овчины. В одной руке, как символ власти, он держал топор, а в другой — кнут с тремя кожаными плетьми. В свете огня сверкали бриллианты на рукоятках кинжалов, засунутых за широкий пояс, принятый у цыган.
Женщины были в основном в красных широких юбках, число которых доходило до семи, а их руки и лодыжки были увешаны браслетами.
В центре площади горел огромный костер, и цыгане сидели вокруг него. Было видно, что в саду, в тени деревьев, они разбили свои палатки.
Илону с князем усадили на груду цветастых подушек и подали им цыганскую еду, которой Илона никогда не пробовала: сладковатое тушеное мясо, чего она не встречала даже во французской кухне, особый хлеб, который они пекли в своих печах, и вино в кубках, усыпанных аметистами, сапфирами, сердоликом и кварцем. Такие кубки изготовлялись кальдерашами — одним из цыганских племен.
Барон обратился к князю, благодаря за защиту, которую он дал цыганам. Как только он кончил свою речь, заиграла музыка.
Граф говорил Илоне, что подобной музыки она никогда не слышала, и это было правдой. Звучали цитры, тамбурины, свирели, но больше всего Илону тронули скрипки.
Она знала, что это проникающая в душу музыка родилась у двух наций: мадьяров и венгерских цыган. Слушая ее, она не только забыла о своих несчастьях, но и почувствовала освобождение от всех ограничений, которые сковывали ее всю жизнь, сначала в Париже, а потом и здесь, в Добрудже. Звуки вибрировали внутри, освобождая все ее существо.
Когда обед закончился и только кубки с вином остались на местах, начались танцы.
Музыка приобрела иной характер: стала более страстной, более притягательной, и Илона ощутила, как ее плечи начали двигаться в такт. Ее зеленые глаза блестели в свете костра, пламя высвечивало ее рыжевато-золотистые волосы, рот приоткрылся от возбуждения.
Танец начался медленно; сначала танцевали только женщины, а все остальные подпевали, придавая аккомпанементу ритмическую глубину. Когда музыка зазвучала более неистово, танцующие ускорили свое движение и к женщинам присоединились мужчины.
Из толпы танцующих отделилась грациозная, как пантера, цыганка, сверкающая бриллиантами.
