Его слова поразили Хети. Ему было не понятно, почему полная нагота воспринимается как страшное унижение и что это хуже, чем осознание того, что ты пленник, солдат, чья армия потерпела поражение. В Египте было принято ходить нагишом, причем не только в собственном жилище и во дворе своего дома, но и в поле, и на лугу. Еще он подумал о том, что эти люди, должно быть, очень отдалились от природы, раз считают унизительным вид, в каком человек, как и все другие живые существа, был послан богами в этот мир. Как будто прикрыть творение богов — тело, являющееся вместилищем души (а у египтян — трех душ), — значит облагородить человека. «Правда, — сказал он себе мысленно, — длинное платье может скрыть изъяны тела. Это намного проще, чем скрыть изъяны души». И все равно он был убежден, что только создания с извращенным разумом могут считать наготу унизительной, попирая тем самым волю богов, сотворивших людей.
11
Колонну связанных между собой веревкой за шеи пленников вели на север. К вечеру они достигли восточного побережья Соленого моря. Солдаты, которым была поручена их охрана, окружали группу пленных со всех сторон. Хети насчитал три десятка охранников. Кроме пеших воинов пленных сопровождали и три колесницы — без сомнения, для того, чтобы в два счета поймать беглеца, если бы тому удалось освободиться от веревок.
— Мы переночуем здесь, — объявил старший над охранниками. — Меня зовут Якебхер. Помните, что вы — побежденные, презренные пленники. Не пытайтесь бежать, будьте послушны приказам, и вам не причинят вреда. Да мы и так относимся к вам чересчур снисходительно.
С пленников сняли веревки, разрешили окунуться в море, а потом им раздали по большой лепешке. Перед отходом ко сну им, тем не менее, снова связали не только руки за спиной, но и щиколотки. Спать они легли прямо на влажный прибрежный песок, но неудобства этого «ложа» не помешали Магдилю оплакивать смерть своих юных возлюбленных, которые защищали его в бою до последнего вдоха.
С первыми лучами солнца, когда был отдан приказ отправляться в путь, Хети с удивлением отметил, что все пленники — исключительно жители Содома.
— А где же пленные, взятые в Себоиме? — спросил он у Магдиля, который оказался рядом.
— Солдаты армии Себоима! — с горечью воскликнул потерпевший поражение царь. — Знай, что среди нас нет пленных жителей Себоима потому, что при Себоиме не было битвы. Шарек послал к старейшинам города гонца с приказом открыть ворота и отдать оговоренную ранее сумму. Царь Себоима не стал ни возражать, ни сопротивляться. Заручившись поддержкой старейшин, он поторопился открыть ворота армии гиксосов, спешно собрал дань и, пав на колени, передал ее царю-пастуху. И хотя благодаря такой покорности Себоиму теперь ничего не грозит, его царь из единоличного правителя превратился в наместника, который отныне правит городом под присмотром военного коменданта, посаженного в городе Гиксосом.
— Как ты можешь быть уверен, что это правда?
— Потому что Якебхер, тот, который командует нашими конвоирами, рассказал мне все, как только меня привели к нему в числе других пленных. Он величал меня и ослом, и шелудивым львом, и глупцом. Мол, если бы я поступил так, как царь Себоима, — прибежал бы с золотом к его господину царю Шареку, так и сидел бы в своем дворце в Содоме! А теперь по моей вине город разоряют гиксосы, а все его жители станут рабами. Теперь я понимаю, что только сумасшедший мог всерьез думать о сопротивлении гиксосам, только глупец мог рассчитывать, что, объединившись с другими городами Сиддимской долины, можно победить такого опасного соперника. Из-за моей глупости и самонадеянности мой город разрушен, а его жители страдают! Поэтому, если Шарек приговорит меня к смерти, я не стану жаловаться на судьбу.
Они шли вдоль берега и ближе к полудню сделали остановку в оазисе, находившемся у подножия скал, подступавших к морю и скрывавших горизонт на востоке. С вершины скалистой кручи падала каскадом прозрачная свежая вода. Пленные омыли в водопаде свои запыленные тела и утолили жажду.
— Скажите спасибо вашему хозяину, а нашему господину царю Шареку за то, что приказал хорошо с вами обращаться. Ведь кто вы? Непокорные, к тому же слабаки, и вы осмелились поднять оружие против моего господина! — сказал Якебхер. — Но его доброта не помешает мне выжать из вас семь потов в карьерах! Поработаете, пока наш царь не вернется с победой над всеми мятежными царями Сиддимской долины, такими же, как вы, ослами, осмелившимися бросить вызов могущественным гиксосам!
«Этот злодей с удовольствием снял бы с нас шкуру живьем, не прикажи царь оставить нас в живых, — подумал Хети. — Такого лучше не злить. Нам, египтянам, не привыкать: мы падаем ниц перед своими царями, которых народ считает сыновьями Гора, и восхваляем их на все лады. От меня не убудет, если я при случае подыграю этому зверю».
Несколько дней спустя группа пленников и их охранники покинули берег моря и стали двигаться вдоль русла реки. Кушар сказал Хети, что река эта на языке ханаанеев зовется Иордан.
— Она впадает в большое озеро, недалеко от которого я родился, — рассказывал Кушар.
— Если ты здешний, скажи, сколько нам еще идти до Мегиддо, ведь в этот город нас ведут?
— Туда не меньше трех дней пути. Как по мне, то я считаю, что туда торопиться нечего. Конечно, тяжело идти целый день со связанными за спиной руками, но ходьба не требует много сил, да и охранники разрешают время от времени поплескаться в речке. А в Мегиддо нам придется вкалывать — дробить камни в карьерах. Я бывал в этом городе — он раскинулся на высоком холме. Когда-то город окружали крепкие стены, но теперь они превратились в руины, потому что какое-то время там никто не жил. Сейчас в городе снова многолюдно, старые постройки обновили. Мне рассказывали, что гиксосы сделали Мегиддо своей столицей и теперь отстраивают и укрепляют его, благо неподалеку расположены каменные карьеры. Много сил уходит на то, чтобы обтесать камни и доставить их на вершину холма, но другого способа восстановить крепостные стены нет. Теперь ты представляешь, насколько наша жизнь в Мегиддо будет отличаться от полной удовольствий жизни, которую мы вели в Содоме!
Вспомнив о Содоме, Хети вздохнул. Ведь он уже решился пойти к Сидури, чтобы узнать у нее, каким образом попала к ней эта Вати. А теперь… Что стало с Сидури? Что стало с Вати? События последних дней отвлекли Хети от мыслей о женщине, так похожей на его любимую супругу, он уже забыл о том волнении, которое вызвало в его душе ее появление… А теперь, когда он уже попривык к своему положению пленника, думал о ней, о Вати, задавая себе вопросы, на которые не мог ответить… Не забывал он и о Шареке. Какую участь уготовил царь своим пленникам и ему, Хети? Царь-пастух, должно быть, успел позабыть врага, который спас ему жизнь, ведь он был для него просто воином, одним из многих! Он и не знает, наверное, что его спаситель попал в число пленных, которых ведут в столицу. Хотя… Какими бы неблагодарными не были власть предержащие в этом мире, Шарек не мог, конечно же, так скоро забыть человека, остановившего руку, несущую смерть! Хети подумал, что, вероятно, у него еще будет возможность увидеть царя, который наверняка захочет посмотреть на своих пленников. И в удобный момент Хети напомнит Шареку, что тот обязан ему жизнью. С другой стороны, осмотрительно ли напоминать могущественному противнику о том, что за ним должок, да еще кому — бесправному пленнику? Как бы то ни было, в ожидании встречи с Шареком Хети еще придется долго работать в карьерах Мегиддо: царю-пастуху предстоит воевать с тремя остальными городами долины. Да, у него хорошая армия, возможно, превосходящая общие силы противника, однако разве не может смерть настигнуть его на поле боя? Если это случится, Хети можно будет попрощаться с надеждой на освобождение и до смерти жить рабом под присмотром кого-нибудь наподобие Якебхера, до последнего вздоха тесать камни…
