Звак насторожился.
- Любопытно, - пробормотал он и, немного помявшись, спросил, не спуская с меня испытующего взгляда: - Ну а лицо сего таинственного пришельца... оно было, наверное, лишено даже признаков какой-либо растительности и... и глаза у него такие характерно посаженные... раскосые?..
- Мне кажется, да... - ответил я в замешательстве, - то есть я.,, я в этом уверен... Именно так он и выглядел!.. Выходит, он... он вам знаком?..
Кукольник недоуменно пожал плечами:
- Не знаю почему, но, как только я услышал о вашей прямо-таки фатальной неспособности дать хотя бы приблизительное описание внешности сей загадочной персоны, меня сразу словно что-то толкнуло: Голем!..
Художник Фрисландер заинтересованно поднял глаза и даже отложил свой резец.
- Голем? Мне не раз доводилось слышать об этом легендарном существе, но, к великому сожалению, то, что болтают о нем в гетто, не более чем суеверный вздор. Неужели вы, Звак, располагаете какими-то достоверными сведениями о Големе?
- Кто из смертных осмелится сказать, что он действительно что-либо знает о Големе? -развел руками старый кукольник. -Все мы склонны относить глиняного человека к области преданий, пока в один прекрасный день в переулках гетто не произойдет нечто столь странное и даже противоестественное, что
мгновенно порождает в умах одну и ту же мысль: это он - Голем... И некоторое время вокруг только и разговоров что о нем... Слухи растут как снежный ком, обрастают самыми курьезными подробностями и вскоре становятся настолько фантастическими и нелепыми, что уже ничего, кроме смеха, не вызывают и сами собой мало-помалу сходят на нет... Однако если отделить зерно от плевел и отбросить ту непроницаемо плотную паутину вздорных слухов, которыми народная молва опутала эту таинственную историю, то можно, пожалуй, докопаться до чего-то более или менее достоверного... Утверждают, что корни легенды восходят к семнадцатому веку, когда некий раввин, руководствуясь ныне безвозвратно утраченным каббалистическим трактатом, создал из красной глины искусственного человека, так называемого Голема, с тем чтобы тот помогал ему звонить в синагогальные колокола и исполнял всевозможные черные работы.
Однако полноценного человека из его творения не получилось - сознательная жизнь лишь едва теплилась в этом грубом оковалке сырой материи, обреченном влачить жалкое существование механической куклы. Но и это, как говорит предание, лишь днем, благодаря магическому амулету, сокрытому за зубами глиняного гомункулуса и притягивающему к нему свободные астральные силы космоса.
И когда однажды перед вечерней молитвой раввин забыл извлечь сокровенную печать жизни изо рта Голема, тот впал в неистовство - в вечерних сумерках носился он по переулкам, круша и сметая все на своем пути. Долго гонялся за ним раввин, пока наконец не подстерег и не вырвал из судорожно сжатых зубов магический амулет. И страшное существо тут же бездыханным истуканом рухнуло наземь. До наших дней не дошло ничего, если не считать ту карликовую глиняную фигуру, которую показывают в Старо-новой синагоге.
- Этот раввин был как-то даже приглашен в Град, где на глазах самого императора заклинал тени мертвых, призрачной чередой шествовавшие пред изумленным взором знатных особ, почтивших своим вниманием сию диковинную церемонию, -
добавил Прокоп. - Современные ученые, правда, утверждают, что он использовал при этом что-то вроде Laterna magica[48]...
- Ну разумеется, чем пошлее и нелепее все эти неуклюжие попытки наших ученых мужей во что бы то ни стало втиснуть в прокрустово ложе своей жалкой позитивистской науки все неведомое, тем большим успехом они неизменно пользуются у здравомыслящих обывателей! Еще бы, ведь их косное сознание превыше всего на свете ценит тот маленький, уютный мирок с его привычными, проверенными временем устоями, в который коварным потусторонним силам вход заказан! - весело подхватил Звак. - Laterna magica! Как будто император Рудольф, который всю свою жизнь занимался герметическими науками, с первого же взгляда не разглядел бы шарлатанский кунштюк!
Мне, конечно, доподлинно не известно, на чем основывается легенда о Големе, однако я абсолютно уверен в одном: с этим городским кварталом тайными узами связано нечто неподвластное смерти - по крайней мере до тех пор, пока его сокровенная миссия не будет исполнена. Из поколения в поколение мои предки обитали здесь, в гетто, и, пожалуй, никто из ныне живущих не располагает такими давними, простирающимися в глубь веков сведениями о периодических появлениях Голема, как ваш покорный слуга!
Звак внезапно замолчал, и по лицу старика было видно, что его мысли обратились к временам давно прошедшим.
Вот сейчас, когда он сидел за столом, подперев рукой голову, его щеки, кажущиеся в тусклом свете лампы розовыми, почти юношескими, так резко контрастировали с седыми прядями волос, что я невольно сравнил черты старого кукольника с застывшими, маскообразными личинами его любимых марионеток. Странно, по до чего все же похож на них этот чудаковатый старик! То же самое выражение и те же самые черты лица!
Похоже, в этом мире и вправду есть вещи, которые не могут существовать порознь, в отрыве друг от друга, и, когда я представил себе на миг загадочный зигзаг в судьбе Звака, мне вдруг стало
не по себе при мысли, что такой человек, как он, получивший в отличие от своих предков вполне приличное образование и даже собиравшийся стать актером, внезапно все бросил и вернулся к обшарпанному вертепу с потрескавшимися от времени куклами, чтобы вновь бесприютным бродягой скитаться по грязным деревенским ярмаркам, подобно своим дедам и прадедам зарабатывая себе на жизнь неловкими и глуповатыми оплеухами, ходульными антраша и немудреными, но вулканическими страстями с их извечными фонтанами слез, разбитыми сердцами и океанами крови - словом, всем тем по-детски наивным сценическим хламом, который традиционно составляет основу простодушного, скроенного по одной мерке репертуара театра марионеток. Старик попросту не может без них, а они - без него: куклы живут его жизнью, ну а когда им приходится расставаться, они поселяются в его мыслях и до тех пор лишают своего несчастного хозяина покоя и сна, пока тот не возвращается к ним. Потому-то, наверное, старик и относится к деревянным человечкам с такой отеческой любовью и просиживает допоздна, выдумывая своим привередливым щеголям и кокеткам новые наряды, которые сам же и шьет из блестящей мишуры и сверкающих блесток.
- Звак, что же вы приумолкли? Мы все с таким интересом слушали вас... - окликнул Прокоп старого кукольника и бросил в нашу с Фрисландером сторону многозначительный взгляд, чтобы мы поддержали его.
- Даже не знаю, с чего и начать... - неуверенно пробормотал старик. - История Голема запутана, как лабиринт. Вот и Пернат - знать-то он знает, как выглядит тот неизвестный, который принес ему книгу, а описать его внешность хоть убей не может. Примерно раз в тридцать три года в наших переулках повторяется одно событие, в общем-то, и нет в нем как будто ничего особенного, но какой-то иррациональный, не поддающийся объяснению ужас охватывает население гетто.
